Решив заехать к Саше когда-нибудь потом, я выдвинулся к новой, как мне казалось тогда, главе своей жизни. Я переключился на настоящее.
Таксист был настолько разговорчивым, что хотелось сменить машину или на худой конец придушить его. Так, немножечко, для профилактики, чтобы образумить! Нет, я всегда готов был говорить с любым, лишь бы поймать ту нить, которая завернет историю в неожиданные дали, но сегодня хотелось разобраться с самим собой, а не болтать с посторонними!
Как говорили в книжках, которые я читал до того, как возомнил себя писателем: сердце пело, а душа ликовала. И ничто не могло затмить этой радости, даже этот нагло нудный таксист.
Хотелось только понять: неужели это и есть влюбленность? И чувствовал ли я когда-нибудь что-либо подобное в своей жизни, ну, хотя бы в юности!
Но чем дальше я пытался анализировать свое состояние, тем увереннее казалось, что я был влюблен в нее всю свою жизнь! Казалось, что не могло быть и дня ранее, чтобы я не думал о ней. Жизнь не делилась на до и после. Казалось, что войдя в мою жизнь, она заполнила там всё: и прошлое, и настоящее, и, хотелось надеяться, будущее.
Я вышел из машины около дома Романа, достал чемодан и сумку, и замер на месте: навстречу шла она, Софья.
Хотелось броситься к ней, обнять, расцеловать, схватить в охапку, забрать и больше никогда не отпускать, но я испугался, что нас увидит Роман. А что я без его деда сейчас? И я, поджав губы и разведя руками, показывая, что в руках вещи и нет возможности поздороваться, трусливо ретировался, зайдя в калитку писательского участка.
В этот момент в моем сознании наступила пауза. Я не помню, как дошел до дома Романа, как плюхнулся в кресло на террасе и сколько я пробыл в таком оцепенении — не могу вспомнить. Одно только слово обухом стучало по голове: «Трус!», причем, в разных вариациях. Как будто тысячи сущностей вдруг пришли в мою голову, и каждый на свой лад повторял это слово. Я хотел сойти с ума, лишь бы не думать о том, что я прошел мимо нее, как будто вчера ничего не произошло между нами.
Спас Роман:
— Привет, пропавший! Куда ты вчера исчез? Даже слова не сказал… Я думал, ты сбежал, испугавшись деда, и уже не вернешься…
— За вещами ездил и расплатиться, — пытаясь вернуться в действительность, машинально ответил я.
— Это всё? — кинув взгляд на мой багаж, удивился Рома.
— Да, представь, — улыбнулся я. — Минимализм. Что нужно пи… геологу в его кочевой жизни? Пара белья и зубная щётка…
— Пффууу, чуть не спалился, — сказал в моей голове какой-то остаточный голос из тех, что кричали «трус».
— Тааак, я что, схожу с ума с этой влюбленностью и здешними призраками? — спросил первого второй голос внутри меня.
— Молчать! — попытался заткнуть их обоих кто-то третий.
— Да, щас! Кто ты такой, чтобы нами командовать! — возразил первый.
— Как дедушка? Приходил? — сказал я вслух, чтобы эти трое заткнулись.
— Да тут такое столпотворение народа было, пока ты где-то пропадал… — ответил хозяин дома.
— То есть? — Голоса в голове исчезли, я полностью вернулся в действительность.
— Ночью нагрянул Афиноген, сказал, что ты открыл ему глаза на его творчество, и он теперь знает, что ему делать и что писать. Утром прибегала его жена, спрашивала, куда я дел ее мужа, Афиноген ушел из дома. Потом была Софья и несла какую-то чушь. Потом заявилась полиция, потому что тесть Афиногена — какая-то шишка в МВД или где-то там еще, и они завели дело о его пропаже или похищении.
Не смог я удержаться и не спросить, с напускным безразличием, конечно же:
— А что за чушь несла Софья?
— Да даже не бери в голову! Какие-то фантазии влюбленной дурочки. Крыша уже поехала, видимо, столько лет ходить вокруг меня…
— А тебе… — попытался спросить я.
— Мы еще вчера закрыли с тобой эту тему. Мы больше не говорим о моих отношениях с Софьей. А теперь про деда. Он объяснил мне, почему явился тебе. Сказал, что хочет заключить с тобой сделку. Он отдает тебе то, что тебе нужно, и то, зачем ты здесь. Не знаю уж, чтобы это могло быть. А ты за это делаешь из меня писателя. И если у тебя за восемь дней не получится сделать из меня писателя, то он вышвырнет тебя вон.
Роман смотрел на меня и наслаждался моментом. Он, конечно же, понимал, что не собирается становиться писателем. И если его не сподвиг на этот труд родной дед-призрак, то уж куда там какому-то геологу справиться с этим…