— Серге-эй! — услышал я за спиной шепот деда. — Пойдемте со мной скорей! Я вас кое с кем познакомлю!
Конечно же, я сразу отреагировал согласием на такой призыв и, развернувшись, пошел за дедом. Потом включилась мысль, и я остановился:
— Стоп! Куда вы меня ведете?
— В соседнюю комнату! — и глазом не моргнув, ответил призрак.
— Зачем? Почему нельзя знакомиться здесь? — стала постепенно доходить до меня абсурдность ситуации.
— Ну, как же? Они ведь, того… — заговорщицки подмигнул мне дед.
— Кто того? Чего того? — начинал я закипать и сердиться.
— Ну, призраки же! — развел руками писатель, по всей видимости сетуя на мою бестолковость!
— И какие там призраки? — вдруг осознав тотальную нелепость происходящего, улыбнулся я.
— Как какие? Писатели! Вам разве не интересно пообщаться с настоящими, великими писателями? — откровенно удивился и моему поведению, и моим вопросам автор детских сказок.
— Может и интересно! Но пока я здесь, а они уже там, как-то не очень и хочется! — попытался образумить я дедушку.
— Да ладно вам, Серж! Может вы уже одной ногой там! Откуда вам знать такие подробности вашего бытия? А так… познакомитесь заранее, веселее будет!
— Тише вы! Не кричите, нас услышат! — Мы стояли в какой-то маленькой, проходной комнате друг напротив друга, но со стороны-то это все выглядело как будто я ругаюсь в пустоту… Я подошел к стене, прислонился к ней спиной и, как будто разговаривая сам с собой, произнес:
— И кто там? — любопытство все ж таки цепляло.
— Ну как кто? Все ваши любимцы: Пушкин, Чехов, Достоевский, Булгаков и иже с ними. Душ двадцать. Пришли меня поздравить. И я к ним хожу, надо же как-то поддерживать светскую жизнь! Бывать с визитами, обмениваться литературными достижениями…
Нет! Даже для меня это уже было слишком! Я развернулся и, ни слова не говоря, направился к живым.
— Много теряете, Серж! — услышал я упрекающий голос деда. — Такие души! Свидитесь ли когда-либо без меня?
Даже не задумываясь над словами призрака, я вернулся в зал.
Давно я не видел такого столпотворения знаменитостей, собравшихся в одном месте в России! Нет, они-то, конечно, собирались, просто меня в такие места на родине никто еще не приглашал. Здесь были и известные на весь, не только русскоговорящий, мир писатели, и те, кого встретить можно было только в сети. И молодые авторы, и уже старички, которым все еще хотелось чувствовать себя частью творческого сообщества…
Я с равным интересом вглядывался в лица тех, чьими книгами зачитывался, и тех, чьи книги мне откровенно не нравились, пытаясь в лицах последних найти ответ на загадку: как можно писать такую дребедень?
К какому классу писателей относил я себя? Не смогу с уверенностью сказать. Иногда казалось, что написанное было достаточно приличным, чтобы показать это читателям. А порой казалось, что в этот раз снова получилась откровенная чушь, но в любом случае я нес написанное в издательство, чтобы вердикт выносил редактор профессиональным взглядом, а не я сам.
Вдруг, среди этих размышлений, один персонаж привлек мое внимание, странными косыми взглядами поглядывая в мою сторону, а потом, делая вид, что смотрит вовсе не на меня, а сквозь…
Напрягшись, я начал копаться в памяти, которая через время, скрепя сердце, подсказала мне того, кого я чудовищным усилием воли жаждал забыть!
— Семен Семеныч, здрааавствуйте! — со злорадством приветствовал я своего бывшего преподавателя по теории литературной критики — Ну что? Стали знаменитым писателем? Или все по-прежнему: писатель одной книги? Или еще у кого-нибудь что-нибудь украли?
— Я не знаю вас, молодой человек! Отойдите от меня! — Как от назойливой мухи пытался он от меня отмахнуться! — Я — уважаемый человек, переходя на визгливое шипение, — продолжал он. — Вы не имеете права так со мной разговаривать.
— Я не имею? Это я-то не имею? — вдруг взорвался я, и, скорее, не от его наглости, а от того, как брезгливо он пытался от меня отделаться!
— Господа, прошу минуточку внимания! — произнес я официальным тоном так громко, чтобы услышали все.
Журналюги своим профессиональным чутьем тут же почувствовали, что запахло жаренным, и мгновенно сбежались.
— Познакомьтесь, это Семен Семеныч, уважаемый всеми преподаватель теории литературной критики! Написавший сколько книг? — уточнил я у него.
— Пять! — прошипел он в ответ, сверкая глазами так, будто хотел испепелить меня на месте.