Письмо 5
Честно, середину я плохо помню. Все-таки больше пятнадцати лет прошло. Помню, что когда ты в следующий раз решился, ты начинал все сначала. Так, как будто того раза не было. Опять говорил, что это неправильно, приближался и отодвигался, а я все понять не могла – ну ладно в первый раз. Но сейчас то уже перейден Рубикон! Потом мне стали в голову закрадываться мысли, что ты реально тот раз не помнишь. Ох уж эта память твоя избирательная!
Жизнь реально интереснее кинематографа. Через три года вышел фильм «50 первых поцелуев» и все бурно его обсуждали, а я все это уже пережила. Я тогда первый раз задумалась, что об этом можно писать роман. Даже придумывать ничего не надо. Но ты был так узнаваем, даже смена имени не помогла бы, а я не хотела тебе ничего ломать.
Я и сейчас пишу, почти не употребляя ни конкретных слов, ни имен и это ничего не спасет – ты узнаваем. Просто ты действительно уникальный во всем – в мироощущении, в поступках, в косяках.
Так вот, ты начинал все сначала. Какое-то время я бесилась, потом меня вся эта история стала даже забавлять. В этом был особый кайф – каждый раз та же самая нежность, нерешительность даже, трепет. Первый раз ты даже посмелее был. Там ты видимо решился и летел вниз. Это как с парашютом прыгнуть – шаг уже сделал, нет смысла дергаться, уже летишь. А в последующие разы как будто еще только пытался этот шаг сделать.
Вот уж где я научилась принимать и отпускать ситуацию. Сейчас это модно, этому из каждого утюга лечат, а тогда это был вообще единственно возможный способ существования. В твою голову залезть невозможно и на что и когда ты решишься в следующий раз, было абсолютно непрогнозируемо. Если сидеть и ждать этого события, можно поехать крышей.
Поэтому я жила на всю катушку. Нет, в моей жизни не было другого мужчины, хотя шансов было миллион. У меня просто не было потребности в другом мужчине. Любовь с тобой так отличалась от секса и так заряжала, что мне этого хватало от близости до близости. Как ни странно, несмотря на всю невротичность нашей ситуации, ты меня усиливал и уравновешивал. Ты давал мне землю. А когда мы расходились, я взлетала.
Я помню, когда я ехала к тебе в тот самый первый раз, у меня было такое светлое чувство, что я даже пожалела о безвинно прибитом комаре. Вроде и не кусал меня, так по инерции замочила. А после близости захотелось убить комара…
К чему это я? Возвращал на землю. В хорошем смысле этого выражения.
Но от близости до близости проходило много дней, твоих сомнений, твоих попыток опять стать друзьями, и в это время у меня было много встреч, событий и работы на трех работах сразу.
Я вообще жадная была до работы и до событий.
Но одну нашу встречу я все-таки помню очень хорошо. Ты даже не сам мне позвонил, а уговорил Таню. Зачем тебе это было нужно, я не поняла, я бы итак неслась к тебе босиком по стеклам, но наверно для тебя это было неочевидно. И ты не решался, боялся услышать, что я не могу. Поэтому звонила Таня. Вы уже где-то гуляли втроем еще с одним твоим другом, и ты уже нормально принял, почти засыпал за столом, поэтому мы полночи над тобой подшучивали. Как раз Розембаум пел про «А Ромка этого уже не видит», и это было очень по ситуации.
Если бы я только подумать могла, как поменяется смысл этой песни на буквальный через восемь лет!!! Как я буду кричать «Выключи!», потому что даже на мгновение не позволяла себе допустить мысль, что ты не выкарабкаешься.
Но до этого было еще далеко, а до тебя, такого счастливого, такого расслабленного (сколько пива вы уже успели выпить?) рукой подать.
Как-то мы всей толпой ко мне домой переместились, там ты залег на сундук и валялся, а я сидела рядом на полу и думала, что вот она, кажется, формула счастья – просто ты в моем доме. Можешь вообще ничего не делать, на диване валяться, а я буду смотреть на тебя и все. Впрочем, как-то раз, перед тем как поссориться, я это тебе уже писала. И подарила на диске на новый год. Я так и не узнала, прочитал ли ты это когда-нибудь… Тогда мне это казалось чем-то сродни письма Татьяны Лариной. Не так давно нашла, перечитала, ничего особенного.