Что с Вами? В чем Вы не поняли меня? Или в чем невольно я провинилась?..
Я тихо в мыслях глажу Вам руки и молча прошу моей душе поверить…
Голубчик мой, ну неужели Вы сами верите тому, что говорите в этих открытках?!
Да разве следует откуда-нибудь, что Вам за откровенность надо извиняться?
Что же тогда мне искать в Ваших письмах?
Чем станут для меня все Ваши письма без откровенности?.. Какая же цена фальшивым тонам? И разве я считаюсь в формах и т. п.? Ведь Вы же знаете, чего моя душа искала. Большей боли не могу себе в нашем всем представить, как утрата откровенности… Боже мой, этого не допусти!
Кто Вам подсказал, что я смущаюсь тем или иным от Вас?!
И надпись на «Неупиваемой чаше» — конечно, ничуть не смутила, но я хотела уточнить и почти что поняла ее. Вот она: «Моей светлой душе — Ольге Александровне Б. С. — первое отсвет-страдание ее, ныне явленной мне».
Я очень прошу Вас отнестись ко всему просто. Поверить мне. Не видеть страхов, — их нет. Я Вам скажу чистосердечно: мне чуточку обидно все это от Вас… Я думала, Вы знаете меня теперь уж лучше.
И… потом за посылку. Отчего Вы так особенно отталкиваете меня? Я слышала как раз совсем обратное тому, как Вы пишете. Это так естественно. Ведь это было бы ложным самолюбием. На общее нельзя ведь даже самолюбиво обижаться. Крайне огорчена возвращением портрета. Почему так? М. б. послать бы простым письмом? Или, скоро, на днях будет муж моей подруги, — буду просить его зайти, и м. б. Вы тогда передадите? Ну, сделайте, мой хороший!.. Доставьте же мне радость!
Иван Сергеевич, я не могу представить себе, чтобы Вы могли быть жестоким. Что случилось в промежуток от 27.VIII — до 4.IX? Откуда этот холод?
Или права я была в одной скользнувшей мысли, что и от 27-го авг. Вы нежно пытались отойти? Да? Правда?
Тогда скажите это мне прямо.
Я не из тех, которым нужна вежливость превыше всего. Я ищу правды. Вы — и дипломатия для меня нечто чуждое. Я искала Ваше сердце. И что я получаю? Камень?! Н_е_о_т_к_р_о_в_е_н_н_о_с_т_ь, а также и _и_з_в_и_н_е_н_и_я_ _з_а_ _о_т_к_р_о_в_е_н_н_о_с_т_ь — это _п_о_щ_е_ч_и_н_а_ _В_а_ш_а_ мне! Вот это то, что я бы другому кому сказала. Я Вам этого не говорю. Я тревожусь, я чую, что тяжело Вам, что так вот спроста Вы бы мне _т_а_к_о_е_ не нанесли.
И потому я подхожу к Вам с лаской. Вы не сердитесь, что не выходит у меня все в письмах.
М. б. я немножко трушу, смущаюсь (просто по-женски) быть слишком ясной в письмах. Я боюсь написанного словом. Но разве Вам не ясно, как много нежности и… ах, такого чудесного для Вас в моей душе?!
Не знали? Не может быть! И все же зная, так меня могли обидеть? Тогда я ничего не понимаю. И спрашиваю потому: хотите Вы расстаться?! Если «да», — скажите прямо. И непременно отчего? И для чего? Я слишком горда, чтобы стать навязчивой. Я перестану конечно Вам писать тотчас же… Но, понимаете, я этому не верю… Откуда это иначе: «непременно теперь же принимайте antigrippal», — значит я как-то Вам небезразлична. По крайней мере хоть не совсем. И потому я не смущаюсь быть с Вами нежной, очень нежной… Какая мука — расстоянье! И потому, что в письмах я не умею говорить, я так хотела бы Вас увидеть. И Вы, увидя мои глаза… уж не смогли бы писать таких вот извинений. Т. е. конечно, если я для Вас все та же.
[На полях: ] Почему свое большое письмо Вы отложили? Что было в моих письмах? Вы холоднее его хотите сделать? Вы испугались, что слишком я вообразила. Я кажется начинаю понимать.
Крещу Вас на сон, молюсь за Вас и обнимаю сердцем. Ваша О. Б.
Простите, что приписка на обрывке, — не оказалось бумаги, — заперта в шкафу, а ключ не найду сию минуту.
Приписка:
Ответьте непременно на вопрос:
Вам жаль сказанного, не потому, что откровенность меня смутить могла, но только потому, что Вам для себя жаль сказанного.
Вы увидали, что я не заслужила этого.
Да?
Это было бы для меня конечно самым болезненным, но и с этим было бы легче, чем оставаться без правды.
И потому прошу: скажите!
Я верю, что Вы это исполните.
Если я для Вас все та же еще, что и в день моего Ангела, хоть скажем, то Вы ответите скоро, тотчас же. А если нет…
Но почему разочарование? Что было?
А сколько дум о Вас, прекрасных, нежных… Если бы Вы знали все, — Вы возгордиться бы могли, как сильны Вы.
Но я молчу пока. Пока не знаю того, что с Вами, я не пишу.
Вы чуткий такой и милый, и добрый к людям, за что Вы мучаете меня?
Если Вы знаете меня (как писали), то должны знать, как больно делаете мне. Сознательно? Или боюсь сказать… любя?