Сегодня я причесалась (сама) совершенно так, как прежде, в девушках еще. Попробую, что будет.
Кончаю, т. к. пришли ко мне — ковры вымерять, линолеум класть, гардины вешать и т. п.
Я вся — в нездешнем. Как скучно — все эти мастера… Они такие тошные… А я слыву небось за ведьму у них. Бранюсь и требую скорости и работы, а не мазни. Боятся меня они больше, чем мужа. Ненавижу «кое-как». Наш работник (основной, полевой, так сказать) к счастью другой. Другое тесто, не похож на местных мужиков. Мы с ним друзья… Всегда веселый и довольный. Дождь идет… мокнет, а «ну, скоро разъяснится». А если солнце, то каждый раз: «с добрым утром, mevronw[103] что, Вы солнце принесли?! Тогда — милости просим». И смеется.
[На полях: ] Ну, кончаю… Крещу, и долго, долго обнимаю сердцем. Ваша О.
Ваше письмо 14-го и «Свете Тихий» — получила и на него ответила 19-го уже.
Посылаю духи мои, вот здесь, на этом месте, чтобы хоть так меня почувствовали.
И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной
24. IX.41, 9 ч. вечера
«Чистейшей прелести чистейший образец»186! — только Пушкина вечным словом, — пытаясь выразить, хотя бы только близко, светлую сущность Вашу, — могу говорить Вам, чудесная, _Ч_у_д_е_с_н_а_я! Так молитвенно, «невер», — какое заблужденье, — ныне, слава Богу, истлевшее! — назвал _М_А_Д_О_Н_У, — (его правописание). Вы смутились, что я позволил себе так с Вами говорить? Нет тут кощунства: для «Мадонны» я нашел бы иное облеченье словом, — оно в молитве-величании — «Честнейшая Херувим и Славнейшая без сравнения Серафим»187. Вы для меня святы, — _в_с_е_ Вы для меня, _в_с_е-Женщина! Я хочу словами выразить предельность чувствований, Вами во мне рожденных, _н_о_в_ы_х, неведомых доселе, ни-когда! — и не могу, бессилен, — таких слов нет, для человеческого сердца, — о земном. Чувствую, как млеет сердце, ищет, стремится вылиться… — бессильно. Ну, что же… по-земному буду, тенью чувств. О, ми-лая, неупиваемая радость… я не верю _ч_у_д_у, — хочу — и не могу! — что Вы… «как много нежности и… ах, такого чудесного для Вас в моей душе!» — нет, я не обольщался, не смел поверить… слышал сердцем — и не смел _п_о_н_я_т_ь. Светлая, девочка моя… поверьте, это правда, это… — как Вы мило-детски-верно говорите! — это _ч_е_с_т_н_о. Вот за _э_т_о-то, за это детское-простое, от сердца, как _н_и_ч_ь_е, а только Ваше, я сверх-люблю Вас! Да нет, слов не хватает все передать. _Ч_т_о_ люблю в Вас? _В_с_е, _в_с_ю_ Вас, хоть и не видел, голоса не знаю, глаз не знаю ясно… но _л_ю_б_л_ю, инстинктом, глазами сердца, трепетом во мне, волненьем, _т_я_г_о_й_ к Вам, безумием своим, страстями, _т_е_м_н_ы_м, всем нежным, что во мне, всем светлым, что еще осталось светлого, всем бурным, что еще не нашло покоя, всем огнем, еще сжигающим… — вот не думал! — не видя, во сне люблю… — проснусь вдруг, и… обнимаю воздух, зову, какими именами называю — таких и нет. Днем, у себя, вдруг остановлюсь и начинаю с Вами говорить, беру портрет, трусь об него глазами… целовать смущаюсь… редко только, и бе-шено… — так мать, в безумстве от любви к ребенку, схватит вдруг, в порыве, — и за-душит в поцелуях. Спрашиваю себя, _ч_т_о_ _э_т_о..? больное? Нет: знаю, что нет, знаю, что это предел любви, граница страсти, качанье души-тела крик, беззвучный, бессловесный, — _з_о_в..? Простите. Так все дни. Молюсь на Вас — и обнимаю. Стыжусь, страшусь… дерзаю! О, ми-лая, простите, но ничего не смею скрывать от Вас. Знаете, я _т_а_к_ привык к Вам! Самовнушение? Ну, будто мы — _с_в_о_и, Вы — это уже я, почти будто мы с Вами давно-давно, все в друг-друге знаем, до родинки до — _м_ы_с_л_е_й. Что же отсюда..? Хочу все сказать Вам, чтобы Вы _в_с_е_ знали, какой я к Вам. Ну, вдруг Вас нет, что же я-то буду? Да, спрашиваю себя… Ни-что. Знаю, что это: и меня не будет. Иначе невозможно, я это знаю. Ну, пополам меня рассекли… — что же может быть! Но зачем я это говорю?! Не знаю. Вот сейчас, спать хочу лечь, но хочу дождаться — одиннадцати, услышать Ваше сердце… Вот, смотрю на Вас, в портрете, и «у дерева»… солнечную царевну, лесную нимфу, млеющую в солнце, такую отдающуюся сердцем, — чувствую, как Вы те-плы… чисты, нежны-нежны… и говорю обеим: «де-вочка моя, как я люблю… как светло, безоглядно, страстно, бо-льно люблю, безумно, взрывно, тихо-тихо…» Оля моя, моя Олёль, моя… не знаю… приснись мне, руку мою возьми, не говори ни слова, только погляди… я тебя недостоин, я это знаю, живу самообманом. — Да, вот ровно одиннадцать, так я говорю, смотрю… вот положил, портрет и «нимфу» и тут, около машинки, играет радио, Берлин… аккордеон, мне чуть весело, я задыхаюсь от чувства… целую… ми-лая нимфа, Олёль, моя леснушка… искорка во тьме. Боже мой, у Вас дрожат ресницы… не портрет — лицо живое… бьется там ток крови… почти я вижу, розовое вижу, бровки… ну, живые… зову глазами, вздохом. А _о_н_а, «у дерева»… — в улыбке, в блеске… прозрачная! вижу чуть к коленям, целую кружевца, блики солнца — ско-лько их, вот очарованье света! вижу краски, фиолет теней, лиловость локтя, локотка… целую траву, воздух, вижу… о, девочка моя, о, святость моя небесная, лазурная, бабочка моя, — зачем же это все… так! бы-ло..! бу-дет..? Не верю. Господи, сделай так, как Воля Твоя только не так больно… сердцу чтобы не так… а сразу… сил у сердца нет… Я _п_л_а_ч_у. Вот так сижу, пишу Вам. Вы тут… — и я не могу расстаться. Как обмирает сердце! Так вот, зальется… вспорхнет… — оно вполне здоровое, мой друг доктор говорит — «с этим мо-жете жить… ни… чего нет!» Легко мне, ну вот, выстукивает словно, — будет хорошо, будто… Как и о России оно мне… Вы помните, как я переживал ту, «финскую войну»… другое совсем было, а теперь — ну, так спокойно, будет _С_в_е_т_л_о_ _Е_й. Радио вдруг остановилось… нет, опять.