Меня одевают впервые в драповое пальтецо, и маленькие калошки. Полегче стоять, да и тепло очень.
Снег в саду сильно стаял и осел, а по дорожкам уже кое-где видно глинку. За день нагрело так, что льет, журчит ручейками, и так приятно было бы пошлепать по лужам!.. Но не радуют ни пальтецо, ни калошки, ни лужи…
— Свадьба, свадьба! — орут мальчишки вслед перелетающей с альтистым цоканьем стае галок.
— Им весело! — думается, и я вздыхаю.
Мы идем мимо лавчонки, где Соня покупает «крошки», мимо аптекарского магазина, где дают в премию какую-нибудь игрушку. Обезьянки, вагончики, куколки.
А вот и вокзал, а там, за полотном и кладбище93а. Мне хочется вздохнуть еще, и еще, и все поглубже.
— Что ты? — спрашивает мама и притягивает к себе мою руку. В один миг мне хочется рассказать ей все, выплакать свое горе и узнать, «простится» ли?
Но я не могу, не могу и отвечаю: «так!»
— Ты не бойся, отца Константина ведь знаешь, — ну и поговори с ним!
Я и не боюсь отца Константина. Старенький, седенький, он все качает головой, будто поддакивает, так похоже на китайскую куколку у мамы на этажерке.
Нет, его я не боюсь.
На кладбище очень тихо, только галки гомозятся в березах. В церкви полутемно и тоже тихо. Мы становимся вперед, за каким-то образом. Я помню, стоял там стулик, а около него сухонькая юрконькая старушка. Она оглядела нас, чужих, подергалась плечиками и что-то сказала маме. Видно было, что это — ее место, потому что она меня все _у_с_т_а_в_л_я_л_а: то подвигая вперед, то оттягивая назад, то в сторонку. То и дело оправляла мне косички, разглаживала ленточку на шапочке-матроске. Мне не молилось. Мурашки бегали в ногах и ныло чем-то тоскливым в сердце.
«Боже, помилуй мя грешного!»94 — прорывался порой шепот о. Константина. И он, размашисто крестясь, клал немые поклоны. Крепко сжимая щепоть, я врезывалась ногтями в лобик, шептала и тоже кланялась.
«Господи, Владыко живота моего…» — раздавалось снова громко… и, повторяя шепотком, я так старалась вникнуть в смысл этих малопонятных, малознакомых слов.
Старушка рядом чего-то вдруг засуетилась и что-то стала шептать маме.
— Я уж, матушка, сейчас пройду, дело-то немолодое —, устала. Я всегда уж так, первая иду. А коли деушка-то Ваша устала, дак пускай со мной вместе идет, какие у ней грехи-то, — да и у меня-то ей нечего наслушаться.
— Пойдешь с баушкой? А? — дышит она мне в ухо.
— Господи, что же это? — думаю, заливаясь румянцем. — Кто она? Зачем она должна все обо мне услышать?
И мое горе, мое первое горе давит меня всей своей тяжестью. Я смотрю умоляюще и на нее, и на маму, и ничего не могу сказать.
— Нет, зачем же, идите Вы первая с Богом, она не устала. Говорит за меня мама.
Господи, — думаю, — м. б., мама догадывается о моем грехе, м. б., она что-нибудь знает?
Я не замечаю конца вечерни, даже молитву перед исповедью, вся я в думах о моем грехе.
И когда о. Константин вышел в ряске и епитрахили на клирос, не поняла даже, что _и_с_п_о_в_е_д_ь_ уже началась. Казалось, что вечность прошла с тех пор, как двинулась к клиросу старушка, еще в последний раз переставив меня и отдернув мое пальтецо.
Я ничего не могу думать, и кажется, что все, все забыла. Все, кроме _т_о_г_о, страшного, ужасного греха. Старушка кувыркается как-то на колени, и потом, сокрушенно вздыхая и крестясь, направляется к своему стулу.
— Ну, поди ты теперь, Господь с тобой! — слышу я, и мягкие руки тихонько толкают меня вперед. — Поди к батюшке, не бойся.
Холодком каким-то, будто ветерком понесло мои ноги, и я, сама не знаю как, очутилась перед о. Константином.
— В первый раз пришла к исповеди? — подергивает его рука на моей головке. — Ну, что же, вот и расскажи, чем ты Господа огорчила.
— Ну! —
Молчу я, начать не знаю как, щиплю до крови пальчик.
— Ну, папу-маму сердила? Не слу-шалась? Ленилась?
— Да, — повторяю я чуть слышно и чувствую как мне трудно и говорить, и смотреть.
(13.VII) Ванечка мой родной, я в отчаянии от твоего письма (7.VII). Твоя болезнь, я уверена, от издерганности и недоедания. Умоляю, ради меня хоть:
1. отмени посетителей!!
2. ложись рано спать!!
3. не бери сонное!! (* у меня всегда после снотворных боли ужасные в желудке, без всякой язвы. В больнице прямо всю ночь мучилась.)
4. лучше нет валерианового [чая].
Целую. Пишу скоро!
Приезжай! Я тебя поправлю! Оля