Не могу отстать от тебя, пером — твоим драгоценным Даром! — пишу. Смотри, как _к_т_о-т_о_ промышляет о твоем Ванечке! В 10-м вечера смотрю — сахару два куска осталось! А достать… до 1-го сент. 2 недели! Думаю — ну, на варенье отыграюсь. Бу-дет сахар… Звонок. Юля! Ездила с мужем на 2 дня за город. — «Ах, я тебе достану сахару…» (а я и не поминал!) «а пока — вот…» — и высыпает из дорожной сумки… кусков 15!!! — Ну, видишь? _К_т_о-т_о_ заботится. Знаю — _О_н_а, святая, Оля. Послала. Знаю, верую. «Все эти два дня думала о тебе… бедный, один, в духоте…» А я — в чудной прохладной своей квартире! Читаю, лежу, покоен. — «Вы должны проехать, совсем близко… по metro, — и такая природа!» Решил — в субботу поеду на целый день. С ними. Ночевать не люблю, вернусь, — и так просто, по metro, загородное, верст 15. Если буду здоров, возьму еду, книгу… буду лежать в затени, дышать! Поездка — дальняя… ты знаешь… — должна быть! Сентябрь хорошо, люблю «бабье лето». И — Бог даст, — исцелую все пальчики на ручках… услышу твое сердечко. Хо-чу! Я — спокоен. Я даже удивлен, что нет тошноты, что я силен, что нет и боли, нет «вздутий», ни-чего… Будто я _с_о_в_с_е_м_ здоров! «Господи, продли это!» — И я… я найду силу, дар пропеть Его! О, милая! Благословляю тебя, неназываемая моя! За-чем я не сдержался? Написал о недугах?! Но я _н_е_ мог не сказать тебе о тревогах. Верь мне. Я _н_и_ч_е_г_о_ не скрываю. От тебя ни-чего не скрою: Бог даст, все будет хорошо.
До завтра. Сейчас без 10 мин. 12 ночи. Послушаю последнюю информацию. И — спать. Ольга моя, как люблю..! Как нежно, чисто, глубоко!.. Будь покойна. Будь здоровенькая, — дай, перекрещу… Господь с тобой. Это — твои молитвы меня крепят, — и… ЕЕ молитвы. — Завтра возвращается Елизавета Семеновна («караимочка»), и я опять должен завтракать у них… но только по моей диете. Не думай, я _т_а_к_ ничего не принимаю… Это не от тебя, и потому _т_а_к_ — не принимаю. Я — все же — так или иначе нахожу способы — возмещать. Ну, спи, бессонка… бывшая бессонка… — теперь ты должна спать крепко, — я всегда с тобой. Знай это, Ольгушоночек мой… _в_с_е_г_д_а. На душе мне легко, — ты думаешь обо мне, ты вся — ласка, вся — думочка моя, вся — _в_е_ч_н_а_я! Так есть мне хочется…!! — но — воздержусь до утра. Легкость во мне — дороже насыщенья. А, кажется, — три ужина съел бы!!! И еще хочется — писать. И еще… — но ты _з_н_а_е_ш_ь, что еще. Мы оба знаем. Да. Да будет.
17. VIII.42 9–30 утра Олёк чудесный, — от возбуждения ли, или это от пустоты в желудке, не мог и не мог заснуть. Спал не больше 2 ч., ра-а-но проснулся, и — едово на уме. Татарин вспомнился: помнишь — видел татарин во сне кисель, да ложки не было… Чу-дак… да лапой-то зачерпнул бы! Пару яиц полусырых, кофе две чашки, с маслом замешал… молока не осталось… ветчины ломтик… а есть все хочется. А переесть боюсь. Смешно на себя. И писать хочу, и плясать хочу… Бывало, в таком «движении» я крокодилом по квартире, — большая была зала в Москве, ляжешь набок, потом плечи повернешь, на ладони обопрешься и — помчишься так, «хвост» — ноги-то! — помчишь… — что я проделывал! Я сейчас помчался бы верхом на казацком седле верст двадцать бы отмахал, на заре, в Крыму… — воздух какой, какой простор! Я всю ночь с тобой, в мечтах жгучих, по горам катал, заезжал в кафейни, ел жгучие чебуреки… знаешь? — пирожки татар, на бараньем сале, пузырчатые… — а виноград… кисти-грозди какие, со-чные, теплые… сладкие… и ты такая яркая, свежая, летняя — утренняя, гроздь спелая… и в глазах, синих-синих, от моря, от неба, заревые облачка в них, дымкой плывут, и как все молодо, как все свеже-сильно, как бьется-играет жизнью! — Пишешь о чем-то в моем письме: «ошеломляюще-неожиданно… слишком ты там — не ты!» Не пойму. Почему для меня «дама» определяется… миллионами..! Отку-да это ты..? Да ты вчитайся, милка… ты ли не поняла, я ли неясно что выразил..? Что ты мне навязываешь?! Я, именно, этих «дам» ни-как не беру… ну, ни-как… потому-то и вскипело во мне, что ты с ними считаешься, для них «прибираешь», для них — «показ»! За тебя зло разобрало. С больной головы на здоровую?.. Я за тебя страшусь, ты опять напрягаешься, и для всякой др. влоск ложишься! Сама писала же, «сама вожусь все чищу…» — Иверскую, что ли, встречаешь?! Да я бы плюнул на все — смотри не смотри… какое мне дело до тебя, ба-рыня…?! «Смотрины»…112а — с усмешкой, а все таки — «чтобы ни сучка ни задоринки»! Нашла — для _к_о_г_о! Ну, конечно — «за свою честь». Значит, считаешься с _т_а_к_и_м_и_ барынями… а они ничто для тебя. Не пойму. Олька, не задирайся со мной, я вовсе не через свою болезнь смотрю, а… взволновался, как ты себя укатываешь. Ох, горда ты, так горда и настойна на своем, что и меня не пощадила… выговор мне, с объяснениями «прописных истин». Ну, не надо, умница, будь кроткой… ах, как я тебя ти-хую люблю… «женское» для меня особенно в _т_и_х_о_с_т_и, ровности… плавности! Ведь твой — и всех! — идеал — О_Н_А, Пречистая! А _к_а_к_а_я_ Она?! Ты ее _в_и_д_е_л_а, образ носишь в себе. Оля, я отныне ни-как не стану твоим — часто налетным — цепляться. Не надо, Олечек… ох, не надо. Я тебе ответил, и не раз! — о твоем зорком разборе «Чаши» экранной, и о дивах. Меня поранило твое — «как кончится война — уеду… сперва в Швейцарию…»112б и т. д. А я где же? Будто забыт, будто и не было меня… _в_н_е_ жизни, _в_н_е_ тебя! Разве я что имею против — и моего друга — И. А.?! Но почему ты меня «обошла», будто похоронила? Почему пишешь — «совершенно ненужно и _н_е_у_м_е_с_т_н_о —! — твое замечание о Швейцарии» —? Перечти же… — увидишь. Почему «неуместно», что «неуместно»? Не пойму. Но не буду… я так тих к тебе, так нежен, так весь — с тобой. Хоть раз бы вгляделась в меня, в мое к тебе! И поняла, как только ты умеешь _п_о_н_я_т_ь!!