Целую твои глазки, детка… да смилуется Господь над нами, незадачливыми. Вот, уже чувствую, как крутит в желудке, будто там пружины развертываются. А надо нести на почту, а потом до глубокой ночи писать — закончить ко 2 янв., чтобы поспело к рождественскому парижскому No. «Новому слову» я дал — «Рождество в Москве» — новое мое. Кажется, _ч_т_о-т_о_ вышло… а м. б. и ошибаюсь. Ну, м. б. прочтешь… хотя не уверен. Жду встречи с племянником. Узнаю кое-что мне нужное и — беспристрастное. Нет, я все еще болен… и будет ли улучшение?!.. — я ото всего откажусь, стану полным аскетом, только бы окрепнуть и закончить работы. Мои «Именины» — слышу — захватывают читателей, будят _р_о_д_н_о_е_ в душах. Когда-то появится вся книга «Лета Господня»?! Увижу ли..? Она будет ярче 1-ой. _З_н_а_ю. Ее считают — 1-ую-то — «классической», все чаще слышу, а в одном из NoNo парижской газеты она так и названа. Нет ее в продаже, мне надоели запросами, где достать. _Н_е_г_д_е_ и нигде.
С Новым годом, светлая моя, дружка моя, — о, не во всем, _н_е_ всегда. Это мне больно. И не я в этом виноват…
Все жду миндаля, — мне помогает миндальное молоко. Нет миндаля! Разослал письма друзьям в ту зону — там есть.
Поцелуй маму и Сережу. Прими мой поцелуй в цветах, прими нежно, не как в прошлом году!
Я так был бы счастлив, если бы они тебя порадовали. Найдут ли то, чего я хотел — ландыши или белую _ж_и_в_у_ю_ сирень.
Жду приезда Фасиной «дубины». М. б. он возьмет книгу мою — тебе и духи.
Целую. Твой Ваня
Как нежно, как глубоко люблю тебя, моя радость… как _ж_д_у_ _т_е_б_я! Если бы я поправился, я поехал бы к тебе, детка!
Дни стали _п_р_и_б_ы_в_а_т_ь… Тепло у тебя? Для почек это так нужно! И — ванны, ванны. Ищу «Виши» для тебя. Ванёк
О. А. Бредиус-Субботина — И. С. Шмелеву
7. I. 43
25. XII
Мой дорогой, мой милый Ваня!
Так я полна сегодня тишины и мира, какой-то растроганности душевной, что хочу вот сейчас же поделиться всем этим и с тобой, хотя устала до крайности, глаза слипаются, — я спала всего 3–4 ч. сегодня, не больше. Ванюшечка, оставь мрак и увидь меня той, какою прежде видел. Нельзя, Ванюша, не поговорив точно обо всем лично, делать выводы, что будто я уж и другая стала. Я не люблю выражения о «ризах», дружок, — оно совсем ко мне не применимо. Все-таки ты не представляешь меня себе ясно. Если бы лично знал, то не сказал бы так. Ну, оставлю. Я только хочу сказать тебе, что всей душой хочу тебе света и тепла и ласки. Твои праздничные письма мне — не праздничные. И, — прости голубок, но это верно, — ты там сам себе противоречишь. Ты, прости, раздосадовался на меня за что-то и., не мог писать, а м. б. работа? Но не страх того, что я уже умерла, ибо не могу себе представить у тебя такой холодной, леденящей реакции на подобное «событие». Согласись! Если мне поверить целиком этим письмам, то следует прийти к печальнейшим выводам. А я этого не могу и не хочу!
А потому: дай ушко, я выдеру тебя за него и поцелую красную раковинку и шепну что-то нежное и ласковое. И… будет! Сегодня я причащалась… Вчера выехала из дома в 2 ч., а приехала лишь около 6 ч. вечера в Гаагу. Всенощная уже кончалась. Убого пели, т. к. регента взяли на работы в Днепропетровск. Но все же пели. Как я люблю это дивное«…днесь воспреемлет Вифлеем…» — «…днесь ангели младенца рожденного боголепно славословят…»171 приводило меня ребенка в умиление, и казалось, что «Христосик» миленький, чуть ли не товарищ по играм детским. Казался близким, родным, доступным и… _В_е_л_и_к_и_м_ _Б_о_г_о_м! Слушала, и сжималось сердце. Ночевать ушла к одной армяночке, звавшей меня давно. Болтушка… «кавалеры», флирт и т. п. темы. Томилась у нее. Устала. Отказалась от кофе, чтобы заснуть. Придя, однако, к ней, установила, что потеряла мою дивную серьгу (подарок мамы). По дороге от церкви до нее… Хоть плачь! Как они мне шли! Сегодня, как назло, одна дама (тоже причастница и тоже Ольга)172 говорит: «Тезка милая, хочу сказать, что Вы не только интересны, но — красавица (* Я не красива, но привожу ее слова как иллюстрацию к красивым серьгам и тому… что могут безделушки сделать!) (прости, что так пишу, но это буквально), носите эти чудесные серьги всегда и вуальку…» Увы, серег уже нет! Но это — искушение, не надо красоваться. Надо проще. И я принимаю с благодарностью урок. Ну, конечно, мы выбежали уж при первом свете искать, но… столько выпало снегу за ночь!.. Так надо, значит.