Прикосновение не осталось незамеченным и даже случайным не осталось; парень тут же оглянулся с вопросом во взгляде, но руку не опустил, позволив так себя задержать. Элли и Сириус уже умчались дальше. Роан подождал, пока они не скроются за поворотом коридора.
— Эта операция опасна, — медленно проговорил Роан. Показать так, чтобы не выдать главного. Сказать, даже если это чревато последствиями.
— Ну да. Они все опасны. Разбушевавшаяся странность всё-таки.
— Я пойду с вами.
— Мы справимся. Ты нас всему научил.
— Кас, я пойду с вами. — Он покачал головой. Прикрыл глаза и вновь открыл. Договаривай до конца, Роан. Это называется честностью. — Береги себя.
Каспер удивлённо прищурился. Он в этот раз командовал наспех собранной командой, и это ставило его в большую опасность, чем остальных, однако главное, чтобы он так и понял. Незачем ему знать, что на самом деле страх потерять его мучил Роана куда сильнее, чем волнение из-за рискованной вылазки. Роан впервые чего-то боялся, надо же.
— Ладно, — согласился Каспер осторожно. Отвёл глаза. Опустил руку. Тепло его кожи, на запястье уже украшенной татуировками, покинуло кончики пальцев, ударив кратким сожалением. Каспер часто отводил глаза при контактах. Ему, видимо, не нравилось. — Но и ты тоже будь осторожнее.
Он бессмертный, ему-то ничего не сделается. И зачем Каспер это сказал?
*
— Роан! Роан!
— Я слышу тебя, — пробормотал он, но голос звучал вяло, булькающее. Кровь пузырилась в уголках губ и стекала горячими ручейками. Пропитавшаяся алым рубашка в районе живота, а выше, в груди — ровная дыра, круглая, с обвисавшими отрывками кожи, мяса и ткани. Жилы уже сплетались воедино, собираясь в цельные структуры. Кровеносные сосуды восстанавливались. Сожжённое сердце возвращало ритмы. Регенерация шла быстро, но подняться он пока не мог.
Руки Каспера — на плече и голове, пальцы в его волосах, пальцы, сжавшие рубашку. Дрожащие. Голос тоже дрожал. Глаза тёмные, испуганные. Губы белые. Голова Роана у него на коленях, Каспер склонился к бессмертному, и вот — кристальная капля срывается с ресниц, падает на щёку Роана и скатывается вниз.
— Ты придурок! — бушевал Каспер. — Бессмертный, ну ты!..
— Ты плачешь, — отстранённо заметил Роан. Кровь перестала хлестать. Рану жгло. Заживление шло полным ходом. Остальные разбирались с последствиями быстрой заварушки. — Ха~, ты так мило ругаешься…
— Нафига полез?! Роан, какой же ты!..
А пальцы-то дрожали. Зарывались в светлые пряди, цеплялись за ткань; Каспер наклонялся, в глаза глядя, и слёзы стояли в его зрачках, срывались, скатывались по щекам Роана. Это страшно непривычно — видеть Каспера таким. Это немного странное ощущение, потому что Роан не хотел, чтобы Каспер плакал, он ведь в порядке. Но вместе с тем… Каспер ведь из-за него так убивался. Хах, что же вы делаете, чувства, почему вы всё окрашиваете эгоизмом?
«Я люблю тебя».
— Ну, ну, не расстраивайся. Почти заросло.
— Никогда больше не подставляйся вместо меня, понял?! Никогда!
Каспер почти рычал. Зло, надломлено. Рана уже заросла, но Роан не торопился подниматься, отдаваясь смешанному, трепещущему чувству. Каспер никогда на него не срывался, а сейчас вот кричал, ругался. Так мило. Такой милый…
Роан ничего ему не расскажет, потому что не хочет его обременять. Роан ничего ему не расскажет, потому что не желает ему боли. Роан ничего ему не расскажет, потому что любовь бессмертного лишь убивает.
Но Роан будет его беречь. Всё время, что ему отведено. Всё время, что можно провести рядом с ним — или издалека.
Это то, ради чего Роан отныне существует.
========== Карминовый ==========
— Сними.
— Что?
— Сними, пожалуйста. Покажись.
Каспер непонимающе хмурился, но Роан дёрнул его за рукав футболки — пришлось подчиниться. Редко бессмертный что-то требовал с такой настойчивостью. Каспер пожал плечами и, пряча обуявшее душу смятение, через голову стянул футболку, позволяя наставнику остановиться напротив. Ох. И зачем? В чём смысл его напрасно смущать? Роан смотрел сосредоточенно. Роан смотрел — а Каспер под его взглядом сгорал.
Год 2009, самый конец. И они посреди комнаты Каспера, которую он занимал в отделении, так что никто их не видел. Хотя на людях Роан тоже мог бы такое попросить, с него станется, хах. Что это значит вообще?
Роан рассматривал его с подозрительной сосредоточенностью. Положил руку на плечо — они были одного роста — Каспер вздрогнул еле заметно, но покорно развернулся. Тёплая ладонь легла на лопатку, пальцы пробежали по вытянутому шву на спине, не задевая и не причиняя боли. Наоборот, в местах, где Роан касался, словно исчезало неприятное гудение. Каспер даже вздохнул свободнее.
— Тебя ранили, — проговорил Роан очень чётко. Нельзя было по голосу понять, что он имел ввиду, и Каспер не смел оглянуться. Он не хотел знать. Он хотел считать это беспокойством о себе. Пусть это ложная иллюзия, ему просто хотелось на миг представить, что Роан тяжело за него переживал. Что Роана тревожили его травмы.
— Пустяк. Быстро зарастёт.
— Слишком много на себя берёшь. Кас, нужно заботиться о себе, беречь здоровье.
«Потому что вы смертны, не как я», так, что ли? Каспер криво улыбнулся, хотя его лица бессмертный не видел.
— Я буду себя беречь. Это тебя устроит? — поинтересовался он, пожалуй, слишком мрачно для выражения, с которым должен был обращаться ученик к своему учителю.
— Устроит, — согласился Роан, не уловив истины за декорацией. И к лучшему.
Ладонь его грела спину. Роан убрал её, и на шов хлынула прохлада. Каспер не оглянулся. Не хотел видеть доказательство того, что слишком забывается. Что давно пора перестать морочить самому себе голову. Что он всё ещё тот же «один из» для Роана.
Как же он жалок. Ловит даже такие крохи внимания, словно это что-то значимое.
*
В том же году, когда тело пришло в норму, он опять навестил тату-салон. Старый знакомый из NOTE встретил его радушно; художник, которому нравилось рисовать на людях. Каспер смотрел варианты и всё никак не мог оформить мысль во что-то целое и полное.
Роан — это свет, надежда и тепло. То, что принадлежит всем, всем открывается и без остатка отдаётся. Белая птица, ангел, под своим крылом позволяющий греться всем, нет, даже не «позволяющий», а принимающий это за данность и истину своего существования. Тот, кто никого не выделяет. Его длинные перья дотягиваются до всех, не отбрасывая теней.
Крыло, да…
Лебединое. Оно выглядит красиво. И скоро переносится мастерским узором на правую лопатку. То, что первое думается как символ Роана, теперь с Каспером, чтобы Каспер помнил, чему и кому он верен. Чему и кому он отныне принадлежит. Чтобы Каспер знал, ради чего он ещё живёт.
Ради кого.
*
Каспер пробовал встречаться с девушками. Да, как бы ни были глупы его надежды сделать хоть что-нибудь с разрывавшим его чувством, он пытался заглушить в себе эту отчаянную, невзаимную, обречённую на вечную боль и горечь в сердце любовь временными связями. Девушки милые. Они не могут представить, что ты их не любишь, если ты не говоришь это прямо, а ведёшь себя, как привык — а манеры Каспера были настолько безупречны, что до самого конца никто и не догадался.
С одной, белокурой милашкой, он встречался целых полгода. И всё равно расстался, потому что пустоту и жмущую тяжесть в груди она не извлекла, только усилила. Каспер любил Роана. Только Роана. Близость с кем-то ещё была ему противна. Попытки провалились, и больше Каспер решил не рисковать. Лучше быть в одиночестве, чем предавать то светлое, хоть и горестное, что каждый раз пробуждалось в нём при приближении бессмертного.
Каспер смотрел на Роана и знал, что никогда не станет для него особенным. Каспер видел Роана всякий раз, засыпая, и не мог избавиться от этого образа, настолько крепко связавшимся с каждым вздохом, что не получалось иначе. Роан — надежда детей, опора организации, наставник потерявшихся; Роану две тысячи лет; Роан даже не умел кого-то выделять, и очередной из спасённых им ребят не мог значить больше. Но сердце насмехалось над Каспером, и каждый день начинался с одной и той же мысли, заканчивался тем же, и Каспер, не способный кого-то к себе приблизить, всё равно подпускал бессмертного, позволяя ему разве что не открытой уязвимой души коснуться — это был Роан.