Роан не дарил подарки. Он не считал чем-то важным материальные предметы, но и не обижал этим никого. Он тоже пришёл, в свободной футболке и джинсах, и искренне поздравлял Люси с праздником, хотя ему дни рождения не казались чем-то торжественным. Наоборот, они казались приближающими детей к последним границам, и Роан не любил такое отмечать; однако праздники и атмосфера уютного веселья его привлекали, так что он остался и с удовольствием играл с ребятами в настольные игры, шутил и расслаблялся. Каспер, приглядывавший за всеми и старавшийся не бесить сегодня так сильно Сириуса, казался совсем взрослым. Ах, ему уже восемнадцать.
Роан относился к людям любых возрастов как к детям, даже если не упоминал вслух. Сколько бы не прожил даже самый древний старец, до веков Роана было не дотянуться, опыта имелось меньше, и бессмертный привык многое спускать ребятишкам. Они неразумны и малы, что поделаешь. А вот он мудр. Он должен их беречь. И они для него и впрямь дети.
Кроме Каспера. Расценивать Каспера как ребёнка он уже не мог. Это сказывалось даже на поведении: Роан не трепал его по голове, как остальных, не называл «малышом» хотя бы из-за того, что одна попытка пробуждала в нём щемящее и обжигающее чувство. За неимением опыта относительно эмоций Роан всё же решился окрестить это «смущением». Этот парень с золотистыми соколиными глазами, насмешливо щурящийся, элегантный и такой взрослый, как дитя не смотрелся никак. Всё было бы проще, будь он одним из поколения, но он был уже одним из всех. Из всех, кого Роан знал.
Каспер — уникален. Он удивительный, потрясающий и замечательный.
Роан лгать не умел ни себе, ни другим. Но всё ещё упорно молчал. Есть границы, которые нельзя пересекать, и бессмертный, любя этого человека, не ступал за них. Ему восемнадцать. Вся жизнь впереди. Он ещё сто раз успеет влюбиться, однажды обзаведётся семьёй, найдёт того, кому позволит разогнать мрак в своём одиноком сердце. Этим кем-то не будет Роан, увы.
Однако Роан будет счастлив, когда такое произойдёт. Когда Каспер станет счастливым, Роан тоже будет счастлив, ведь всё будет в порядке у человека, которого он любит. Да. Всё будет в порядке. Роан желал этого, как желал в этом мире разве что смерти — но теперь он даже немного сомневался, ведь смерть не позволила бы присматривать за Касом.
Роан мечтал умереть. Он устал. Он больше не хотел влачить это существование. Однако теперь, глядя, как взрослел Каспер, он думал, что почти не стремится к гибели с той же уверенностью. Ему хватало присутствия Каспера, чтобы находить в своей жизни смысл. Смысл — это Каспер. Весь он. Целиком.
Потрясающее чувство.
Когда к ним присоединилось отделение, тихий обед в семейном кругу превратился в шумную трапезу на полтора десятка персон. Взрослые притащили алкоголь. Роан не был против, но присматривал, чтобы его дорогие воспитанники не налегали на него сильно: вино, говорят, способствует плохому самочувствию, если его употреблять слишком много. Сириус отказался сразу, а Ливрей выпросил попытку попробовать себя в количестве. Роан согласился: пусть уж сейчас и под надзором, чем потом предел найдёт в более неудобных обстоятельствах.
Ливрей хлестал и хлестал, и Роана это позабавило: ученик вообще не знал меры, но не пьянел. Как и сам бессмертный, которого ни ядом, ни тем же алкоголем с ног не свалить. Каспер, недовольно покачивая бокалом, попросил ещё. А он-то зачем? Но ладно, ему долили.
И вылилось это в нечто странное.
— Так, тебе хватит, — распорядился Роан, подхватывая повалившегося было вперёд Каспера. Тот промычал что-то нечленораздельное, и бессмертный с извиняющейся улыбкой обратился к остальным: — Отведу его в комнату. Веселитесь!
И повёл этого несчастного парня прочь.
Каспер наваливался на него плечом и дышал в ухо. Он был горячим и льнул жадно, и Роан, повторяя себе про сдержанность, смог таки спокойно дотянуть его до комнаты и остановил перед кроватью.
— Ну ты даёшь, — вздохнул он, проверяя лоб Каспера. — И зачем столько пить?
Каспер же подался вперёд, наваливаясь вновь. Роан не вздрогнул, но внутри всё замерло, когда горячие руки проникли под футболку, провели по талии, поднялись выше. Кончики пальцев были прохладными. Каспер тяжело дышал, его вздохи обжигали шею, и Роан не мог пошевелиться. Преступная слабость. Он закрыл глаза, на секунду всего представляя, что всё совсем иначе… что это не случайность. Ужаснулся себе и поспешно отпрянул.
Каспер пьян. Всего лишь пьян. Он не контролирует свои действия. Какой же Роан…
— Давай-ка мы ляжем спать, — проворковал он срывающимся голосом, помогая Касперу нашарить кровать и повалиться на неё.
— Ты тоже? — пробормотал Кас.
— Я? Нет, пойду к твоей сестрёнке. У неё праздник. Помнишь?
— Останься. — Хрипловатый вздох. — Со мной.
Ему не следовало об этом просить.
Роан прокусил губу, не вспомнив о крови, всё равно заживёт. Он присел на край кровати, переплетая свои пальцы с его. Каспер издал странный звук, напомнивший мурлыканье. Хах. Ему не следовало о таком просить. Роану и так нелегко жилось с человеческим чувством, а теперь, когда физически всё обострялось и резало нервы, он тем более метался и грыз себя. Нельзя было его касаться. Касаться так вольготно. Каспер — свободный человек. Он смертен, он ещё молод. Нельзя пачкать его, дотрагиваясь столь дерзко. Даже если это было желанием Роана, даже если…
— Я посижу немного, — согласился бессмертный, сглатывая сухость. Каспер глядел на него снизу вверх, его чёрные волосы разметались по подушке. Взгляд — глубокий и томный. Не смотри так, Кас, прошу, не смотри так. Моя выдержка не такая же вечная, как моя жизнь.
Но он так и сидел, держа за руку человека, которого любил.
Человека, который никогда об этом не узнает…
========== Сине-зелёный ==========
Странность, подчинявшаяся столь охотно в подростковый период, когда, по теории, должна была как раз беситься, первый раз проявила характер, когда Касперу было семнадцать. Потом отпустило. В восемнадцать она пощекотала нервы ещё пару раз. А в девятнадцать начала всерьёз сводить его с ума.
Это не было похоже на припадки, но Каспер назвал это приступами. Моменты, когда его разум погружался в беспросветную пучину мрака. Томительные секунды, на которые Кас выпадал из жизни, терял все связи и разрушался, восстанавливаясь затем через боль и стоны. Каспер шипел от боли, хотя эта боль не была материальной. С его телом всё было хорошо. Со всеми его телами, если выражаться точнее. Проблема была в его рассудке.
Он периодически сходил с ума.
Это было ужасно. В какие-то часы накатывала чернота, и Каспер метался, грыз пальцы, кусал ладони, стараясь привести себя в чувство. Мир разрывался, падал руинами с оглушительным звоном и грохотом, с такой же тишиной в нём лопались невидимые струны. Это был дефект. Дефект, который проявлялся лишь теперь.
Каспер выл в одиночестве, а затем зализывал раны и на людях уже притворялся, что всё было в порядке. «Как хорошо, — думал он, — что я умею держать внешнее». Да, внешнее он отлично прикрывал. Никто ничего не заподозрил. Каспер списывал всё на мигрень и, если казался окружающим бледным, отшучивался про магнитные бури. Люси морщила лоб, она единственная ощущала, что он лгал. Но не говорила ничего. Славная девочка. Не вмешивалась в то, что не могла разъяснить.
Каспер дробился, терзался болью и боялся однажды проснуться в полном беспамятстве. Безумие пугало его больше любой участи, и даже смерть казалась желаннее полной потери рассудка. Сжимаясь, обостряясь до мельчайших граней, он ранился, ранился, ранился; он сгорал и едва очищался от пепла, как новый приступ надвигался, вновь руша его шаткое сознание и вмиг обветшавшую уверенность в собственных силах.
Каспер просто не справляется.
*
— Дефекты, хм? — Сириус посмотрел на него со своим типичным выражением «как-же-ты-заколебал-со-всякими-глупостями-хватит-отвлекать-меня-от-более-серьёзных-дел». — Роан же рассказывал. Спроси его.