– Ты готов? – сладко спросила она. – Приходи ко мне, я жду.
Я тоже ждала, чувствуя, как внутри все бурлит. Чертова кукла, нашла себе любовника... Через минуту я услышала Марека, а потом снова диву.
– Я написала отцу, – произнесла она голосом сирены, шелестя бумагами. – Возьмешь это с собой, подожди, я прочитаю...
Я с отвращением вслушивалась в настойчивые просьбы папочке, заняться предъявителем письма с исключительной заботой, в случае необходимости, отправив его в Швецию. Мне стало интересно, будет ли Марек развивать действие до заграничной поездки. Судя по звукам, он принял письмо и спрятал конверт. Мерзкая упыриха, веселая, как поросенок в луже, всунула ему фотоаппарат, что-то болтая о снимках, которые она должна сделать для папочки. Папочка одержим фотоманией и коллекционирует пейзажи, особенно приморские.
Я вышла из отеля, держась вдалеке за ними. Они отправились по пляжу в сторону Гдыни, а я пошла в ту же сторону лесом. Я поздравила себя с тем, что взяла тапочки. Гарпия с неестественным весельем металась туда сюда по пляжу, подскакивала, как взбесившаяся сирена, пробовала ногой воду и убегала от волн. Я не отрывала от нее алчного взгляда, надеясь, что она поскользнется на медузе или на рыбьих кишках. Действительно, мало чего я желала больше. Через каждые два шага она приказывала снимать ее на фоне всего, что встречалось по пути.
Если бы не глубочайшее незыблемое убеждение, что я являюсь свидетелем развития некоей неслыханно таинственной, странной и непонятной акции, наблюдаю за сценой, означающей совсем не то, что кажется, несомненно, в этом приморском лесочке меня бы свалил инфаркт. Марек терпеливо следовал за этой выродившейся баядеркой, с достойным удивления упорством избегая атак ее нежности. Это слегка утешало меня.
Она дотащилась до того места, где земная поверхность выгнулась бугорком. Она влезла на склонившуюся иву, растущую над ручейком и стала позировать для фотографий, забралась повыше, спустилась ниже, вилась по этому дереву как линяющий желтопузик. Потом она перебралась вглубь оврага, по которому бежал ручеек, принимая все более изощренные позы на пригорках и во впадинах. Со своего места в зарослях я слышала протесты Марека, который утверждал, что в овраге темно и снимки не выйдут. Как назло, эта обезьяна решила возвращаться лесом, что заставило меня пережидать в липкой грязи и мокрых зарослях. Пришлось пропустить их вперед.
Дальнейшее наблюдение привело меня к мысли, что воцарилась общая неразбериха. Я посвятила себя слежению за Мареком, а Марек явно следил за дивой. Обед я съела в одиночестве, а за ужином влюбленный мужчина, очень озабоченный, сообщил мне о своих планах. Точнее, он хотел удалиться на несколько дней и не знает, как я это восприму. Неожиданно оказалось, что в Щецине должно состояться небольшое совещание журналистов, в котором он должен принять участие, я должна его простить, потом он вернется, я подожду, климат Сопота идет мне на пользу... Я не поверила ни в Щецин ни в журналистов, меня сразу испугала мысль, насколько тяжело будет выслеживать его по всей стране.
– Я отвезу тебя к поезду, – коварно предложила я, согласившись со всеми его планами.
– Исключено. У меня поезд в шесть утра.
– Тем более!..
– И речи быть не может! Незачем тебе зря вставать так рано. Ты думаешь, я не дойду до вокзала пешком? Багажа у меня нет, я освобожу комнату, а вещи у тебя. Сделаю это сразу после ужина.
Я не собиралась настаивать, пораскинула мозгами, и легко выявила цель. На следующий день я подождала пока Марек выйдет, не торопясь оделась, села в машину и спокойно поехала прямо в аэропорт. Он прибыл туда примерно через пол часа после меня и как раз успел на самолет до Варшавы.
Подтверждение моих опасений добило меня окончательно. Какая удивительная тайна должна была вселить в него эту манию лечения?! Он отправился в Варшаву с рекомендательным письмом от дивы так скоро, будто выдуманная немочь угрожала всем немедленной катастрофой. Может, это заразно?.. С точки зрения дивы все можно было объяснить, его охватило неутолимое сумасшествие чувств и он решил дать им выход, пока она не передумала. Вдохновленный надеждой, он начал спешить. С моей точки зрения смысла в этом не было вовсе.
Я вернулась в Сопот, по пути анализируя ситуацию. Не было сомнений, он обманывал нас обеих. В Гранд он переезжал вовсе не от бессонницы, а из-за этой гетеры. Если бы он потом ее просто соблазнил, все было бы хорошо, то есть, не хорошо, а просто и ясно. Но он вместо любовного похождения придумал ложь, которая его полностью исключила. Значит, ему нужно что-то совсем другое. На кой черт он носится по врачам?..