— Что же кажется тебе самым странным?
— То, что мне разрешили догадываться обо всем. И не просто разрешили, а прямо-таки всячески поощряли — дедуцируй, мол, на здоровье. Ведь догадки я строю не только на основе личных наблюдений, некоторые сведения мне подкинули мои милицейские друзья, а им строго запрещено посвящать в свои служебные тайны посторонних лиц. Полковник не слепой, он прекрасно видел, что я о многом догадываюсь, и это его не встревожило. Меня оставили на свободе, а сажают и за меньшие прегрешения. Значит, им выгодно было предоставить мне свободу действий. Не такой полковник человек, чтобы из личной симпатии пренебречь своим служебным долгом. Значит, они преследовали определенную цель. И, кажется, я догадываюсь, какую именно…
— Какую же?
— Шеф и в самом деле существует, его не поймали, хотят поймать с моей помощью. И этот шеф — ты!
Марек не отреагировал на инсинуации, предоставляя мне полную возможность высказаться. И я воспользовалась этой возможностью.
— Они знают, что мы с тобой… В общем, знают, что я выложу тебе все мои соображения. И надеются, это тебя встревожит и ты допустишь какую-нибудь ошибку. Так всегда поступают, когда имеют дело с особо хитрыми и опасными преступниками, я читала. Если он такой умный, что против него нет никаких улик, единственная возможность доказать его вину — поймать с поличным. И вот когда ты сделаешь эту ошибку…
— Какую, например?
— Например, убьешь меня. Не знаю, где мы сейчас находимся, но место самое подходящее. Не понятно только, почему я тебя совсем не боюсь. А ты знаешь, где мы?
— Кажется, на Садыбе. Вот ворота, через которые въезжают на садовые участки. Вроде никого нет, можем спокойно въехать.
Я развернулась, задом въехала в ворота и остановила машину в зарослях какого-то бурьяна.
Марек слушал мои хаотичные рассуждения серьезно, без издевки, возможно усматривая в них симптом столь желанного для него процесса мышления. У меня до сих пор звучат в ушах «А ты сама как думаешь?… А ты подумай». Доволен, что заставил меня думать?
— Одного я никак не могу понять, — продолжала я, перескакивая с одного предмета рассуждений на другой. — Как могла попасться на их удочку таможня? Только вдребадан пьяные таможенники могли не обратить внимания на кошмарного рыцаря и жуткую надгробную деву. Такое не забывается!
— А вот это обстоятельство я мог бы прояснить.
— В самом деле?
— Представь себе. Мне удалось догадаться, что эти предметы…
И, как всегда, прервал на самом интересном месте. Пришлось больно ткнуть его в бок. История оказалась довольно сложной.
Контрабандная афера и в самом деле представляла собой весьма сложное и разветвленное предприятие, причем в соответствии со строжайшими правилами конспирации одна ветвь ничего не знала о соседних. Так случилось, что на одного из подручных шамана вышла милиция — случайно, из-за его брата, стащившего с мельницы мешок муки. Намечался обыск, в том числе и у ближайших родственников воришки, а у шаманского помощника как раз скопилась партия золота. Желая поскорее избавиться от левого товара, он в жуткой спешке принялся маскировать его под изделия народного творчества, помня лишь о том, что надо как-то обосновать вес золота, и совершенно пренебрегая художественной стороной изделий. Приготовив в считанные часы передачу для шамана, он отправил ее обычным путем, использовав в качестве курьера совершенно постороннего мужика. Так что не придирайся, эстетка! Кстати, что касается художественной стороны переправляемых через границу произведений искусства… Таможенникам совсем не обязательно напиваться до потери сознания, чтобы пропустить подобные шедевры. Они и не такое видели. Ты не представляешь, какие кошмарики перевозят честные люди с самыми честными намерениями. А данный шедевр предназначался для одного поляка, который эмигрировал за границу еще до первой мировой войны, видимо, младенцем…
— А рамы?! Зачем этому младенцу каменные рамы?
— Камень, по мысли изготовителя, прекрасно маскировал вес золота, не станут же на границе взвешивать отдельно рамы. А во-вторых, у них даже было письмо вышеупомянутого эмигранта, в котором он выражал пожелание оправить заказанную картину в раму, изготовленную из местного камня, с полей его предков.
— Мрамор на полях предков?
— Так ведь его деревня под Хенчинами, недалеко от каменоломни.
Ну вот, наконец, хоть один эпизод прояснился. Захватывающая история!
— А откуда тебе все это известно, мой милый?
— Да ничего мне не известно, — так, догадываюсь кое о чем… Не так уж трудно, зная предпосылки, домыслить себе все остальное. Ты права, по пути дедукции можно зайти очень далеко.