До самого утра я размышлял таким образом. Проспав в результате час или два, вскочил, совершенно разбитый, в восемь утра.
Уже час назад Виолетта должна была бы проснуться у господина Берюша. И потому я отказался от завтрака, быстро спустился и, поймав извозчика, уже через час приехал на улицу Сент-Опостен.
Сердце мое билось, будто при первой влюбленности. Перепрыгивая через несколько ступеней, я взлетел наверх.
Ванну только что принесли молодые люди. Я, стараясь шуметь как можно меньше, открыл дверь и увидел Виолетту все там же. Она спала в той же позе, лишь раскинув руки, от жары отбросив простыни и покрывала. Грудь ее была видна полностью, благодаря тому, что сорочка наполовину расстегнулась.
Это было будто полотно Джорджоне. Восхитительная грудь, облако волос, окутавшее очаровательную головку, немного откинутую назад. Грудь, белоснежная и круглая, напоминала очаровательную впадину, что оставила в пепле Помпеи грудь рабыни Диомеда.
Я тихо-тихо наклонился и поцеловал один из ярко-красных сосков. Она была брюнетка, но соски у нее, на удивление, были клубничного цвета. От моего прикосновения кончики грудей сразу стали твердыми, она слегка задрожала, но не проснулась. Я поправил покрывало и накрыл ее.
Как мне хотелось, чтобы она проснулась!
Свет не проникал в комнату, и было неудивительно, что Виолетта до сих пор спала. А если бы и проснулась, что подумала, что сейчас до сих пор ночь.
Я взял ее за руку и присел рядом.
Рука ее была маленькой, но аккуратной, немного короткая, как у испанок, с розовыми удлиненными ногтями, только указательный хранил следы работы с иглой. Я внимательно рассматривал ее руку в свете ночника, и она наконец проснулась. Возможно, ее разбудило прикосновение наших рук.
— Как я рада! — радостно вскрикнула она. — Вы здесь! Я могла бы подумать, что все — сон, если б не увидела Вас! Вы уходили?
— Да, я уходил часов на пять, но поторопился вернуться, чтобы Вы, проснувшись, увидели меня.
— И давно Вы здесь?
— Полчаса.
— Надо было меня разбудить.
— Я всеми силами сдерживал себя, чтобы этого не сделать.
— И Вы ни разу не поцеловали меня?
— В губы? Нет. Но Вы лежали с обнаженной грудью, и я позволил себе поцеловать один из бутончиков.
— Какой именно?
— Левый.
Ее невинность была восхитительна. Она приоткрыла рот и попыталась дотронуться губами до соска.
— О! Не получается поцеловать. Как досадно!
— Почему Вы хотите сделать это?
— Хочу прикоснуться там, где были Ваши губы.
Она сделала еще одну попытку.
— Не могу! Ну, хорошо! — она приблизила свою грудь к моим губам: — Вы целовали ее от себя, а теперь сделайте то же и от меня.
— Тогда ложитесь.
Она послушалась, а я наклонился, сжал сосок губами и потеребил языком. Тихий вскрик наслаждения слетел с ее губ.
— Как это чудесно!
— Похоже на ночной поцелуй?
— Ах, это было так давно, что я и не помню.
— Хотите повторить?
— Вы сказали, что это поцелуй влюбленных. И потому — да!
— Но я не уверен, люблю ли Вас.
— Но я уверена в своей любви к Вам! И потому, если не хотите Вы, я сама Вас поцелую.
И, не тратя время попусту, стала целовать меня, проникая языком между зубами.
Она сильно прижала меня к себе, и я не мог отстраниться, если бы даже и захотел. Дыхание наше стало единым, глаза ее закатились. Наконец она откинула голову и прерывисто прошептала:
— Я так сильно тебя люблю!
Я потерял контроль над собой, я хотел нести ее на край света! Схватив Виолетту, я вытащил ее из постели и стал покрывать ее груди поцелуями.
— О, перестань, пожалуйста! Мне кажется, жизнь покидает меня!
Меня охладили эти слова. Желание было сильным, но я не хотел овладеть ею врасплох.
— Я позаботился о ванной, дорогое дитя, — сказал я, — я готов нести тебя туда на руках!
Она вздохнула.
— Как же мне уютно в твоих руках!
Я удостоверился, что в ванной была теплая вода, вылил в нее полфлакона одеколона, а затем отнес туда Виолетту.
— Я пока разожгу огонь, а ты пользуйся всем, что есть здесь. Мыло и губки в твоем распоряжении.
Я занялся камином и постелил возле него шкуру медведя.
Молодые люди, принесшие ванну, не забыли и об одежде. Пеньюар из батиста, домашнее платье из белого кашемира, несколько хлопчатобумажных салфеток, домашние турецкие туфли из красного бархата с золотой отделкой — все это было для Виолетты. Одежда была подогрета на печке и лежала в футляре из дерева акажу, которое сохраняло тепло.