Вдруг раздался ее удивленный крик и она схватила руками то, что поразило ее. Вуаль с ее глаз спала…
— Это невозможно… — сказала она, — с помощью этого… Я поняла!
— Виолетта, ты с ума меня сводишь! Я не владею собой!
И я постарался встать.
— Нет… я хочу! Хочу! — вскричала она. — Если любишь меня, не уходи, не бойся, что мне будет больно.
Она подалась навстречу, устроилась подо мной, направила меня руками. И вдруг закричала.
Я понял, что произошло то, чего я боялся. Бедняжка Виолетта лишилась девственности. Все мои планы рухнули.
Я замер.
— Давай, о давай же, — бормотала она, — не останавливайся… Да, это больно, но без боли не было бы счастья. Я так счастлива, я хочу, мне хорошо! Кристиан, это настоящее вожделение! Безумие! Огонь! О! О! Я горю! Я… я умираю! Возьми душу мою!
Как же был прав Магомет, даруя своим адептам чувственный рай, бездну наслаждения! Разве можно сравнить невинных ангелов и жарких не порочных гурий!? Что дадут нам наши райские кущи?
Лишь под утро нам удалось уснуть, обнимая друг друга. Ночь же была наполнена страстью, слезами, удовольствием, безумством, желанием.
— Надеюсь, — сказала Виолетта, проснувшись, — я больше не девственница!
ГЛАВА 4
Как только наслаждение исчезало, возвращалась боль. Она была несильной, но все же беспокоила бедняжку. Перед уходом я посоветовал Виолетте полежать в ванной с отрубями, успокоив малые губы круглой губкой с отваром алтеи.
Оказалось, что и в этом вопросе мне пришлось взять на себя роль учителя — что такое малые и большие губы, она не знала. При помощи зеркала, гибкости Виолетты и, конечно же, с ее согласия, я выполнил сладкий урок, показав ей все, что требовалось.
Удивительно, что увиденное было для нее новым и неизведанным, никогда ее не посещала мысль рассмотреть свое тело, настолько она была наивна.
Несмотря на проведенную вместе ночь, много осталось для нее неизведанного. Она до сих пор была, как ребенок. Я объяснил ей цель, ради которой Создатель даровал союзу двух полов великое удовольствие, я рассказал ей о воспроизводстве себе подобных, о том, что это цель природы и дар всем живым существам, от человека до растений. Это одна из основ социального устройства, а совершенство вида — дело вторичное.
Потом последовали подробности. Я рассказал Виолетте о клиторе, этом очаге наслаждения, который у нее был мало заметен. Потом нашего внимания удостоились дверцы любовного святилища — большие и малые губы, стыдливая вуаль девственной плевы, скрывающая путь к вагине, этой будущей дороге материнства. Я сказал ей, что она бы могла найти отверстие, из которого идет кровь при месячных, если бы плева не была разорвана. Я познакомил ее с мнением ученых по поводу зачатия, создания, формирования человека и рассказал о матке, совокуплении и беременности. Я назвал ей слово «сперматозоиды» и рассказал об этих невидимых мужских существах, скрытых в семени, равно как и о женских яичниках, их трубах и оплодотворяющихся шариках.
Я взял карандаш и наглядно показал путь зародыша, его развитие, связь с плацентой и дыхание при помощи щели Баталя. Я рассказал о животных, откладывающих яйца, о моллюсках, о растениях. Я показал, как растения вступают в связь друг с другом, как насекомые становятся вестниками любви, опускаясь на цветок и принося пыльцу, эту частичку души природы, как ветер способствует любовной связи, и тогда тычинки-мужчины и пестики-женщины вступают в связь.
Крошка моя внимательно слушала, запоминала, показав себя усердной ученицей.
Я подумал, что Виолетта не будет мешать моим обычным занятиям, и твердо решил сохранить ее для наслаждения. Днем я был занят учебой на медицинском и этюдами в музеях, а ночью вполне мог проводить время на улице Сент-Опостен.
«Сколько же скрывается под покровом невинности!» — размышлял я, спускаясь по лестнице.
В мое отсутствие Виолетта превратилась в настоящую хозяйку дома. Вернувшись, я обнаружил на столе свежий чай, а также сливки и пирожные. Мы сказали Леони, что она больше не нужна сегодня, и остались вдвоем. Насчет розысков Виолетты мы были спокойны: накануне она отправила господину Берюшу письмо, переписав мой образец.
Она зажгла светильники, разделась и стала с интересом рассматривать себя со всех сторон — настолько взбудоражили ее мои рассказы. Но она не могла решить, что у нее хорошо, что плохо, не видя других женщин. Но такой осмотр не дал пищи для ее ума, утомил ее, ей стало скучно. Она вспомнила о средстве от скуки и взяла с полки очередную книгу. Это было сочинение Теофиля Готье «Мадемуазель де Мопен», оказавшееся для нее источником новых загадок.