- Фрейд бы сказал, что тебе не хочется идти на вокзал, вот и...
- А мне он внушает сомнение. Получается, что сознание хитрое, а подсознание - истина. Но ведь то, что под кроватью у Антона - огрызки эти, бумажки, не является сутью нашего сына! Если уж так... Сознание и подсознание... Да, Антон? Ты же аккуратист?!
Инну Константиновну они встретили сразу, как вышли из дома. Как в романе.
- О, вы ко мне, в районо? Да? Надумали? - обрадовалась она.
- Нет-нет, мы на вокзал... встречать.
- А то смотрите: ловите момент! Моменто мори, как говорится.
- Цвета, а бабушку как зовут? Александра Филипповна? Ну... мне не запомнить.
Миша сказал: все очень просто! Отца Александра Македонского звали Филипп. Вот и запомни: Александра Филипповна.
Но Настя вспомнила, как Миша им недавно читал рассказ "Филиппок". Так легко сразу запомнилось!
- Папа, а почему твои... бабушка и дедушка мои... тебя заставляли воровать это зерно? А не сами... - сдавленным голосом спросил Антон видимо, его очень взволновали подробности из детства отца.
Миша не успел ничего ответить, а Настя уже все объяснила: понятно же, взрослых поймают - в тюрьму сразу. А детей... нет.
Очень бабушку свою,
Маму мамину, люблю!
У нее морщинок много,
А на лбу седая прядь.
Очень хочется потрогать,
А потом поцеловать!
такими стихами, выученными как-то в детском саду, Антон встретил бабушку с поезда.
И Александра Филипповна сразу взяла его за руку. Седела она в самом деле красиво - прядями. И гордилась своей моложавостью.
- Дочь, ты чего это горбишься-то? Ну-ка... спинку прямо! - твердым голосом заявила Александра Филипповна Свете. - Не позорь меня на всю Пермь.
- Бабушка! - отвлек Антон всех от скандала. - А я написал письмо в газету: "У вас там работают идиоты, которые считают пауков насекомыми. Но пауки не относятся к насекомым, они же паукообразные".
Настя в это время то подбегала к Александре Филипповне сбоку, то отбегала, то снова подбегала, опять уходила в сторону, после с другого боку подходила. Сумеет ли она нарисовать бабушку так, чтоб та оценила и полюбила? Света сомневалась.
- Бабушка, а я провожу эксперимент по воздействию времени! расхвасталась Сонечка. - Да. Фольгу золотую положила в первый день нового года. В свой ящик стола. И посмотрим, долежит ли она до следующего нового года. Это эксперимент!
Только Миша внес в квартиру две огромных сумки тещи, как сразу же свалился на диван и закрыл глаза. Спина опять отнялась. Александра Филипповна покачала головой, оглядывая тесноту комнат Ивановых. Вот, сказала она с укором, ухаживал за Светиком Валера Киселев в одиннадцатом классе, помнишь, он теперь деловой стал, в завкоме работает, у него квартира из четырех комнат... Мать уязвляла дочь самым уязвляющим уязвлением.
- А мы сами себе господа, - вяло отругивалась Света, ставя разогревать борщ. - Надо "скорую" Мише вызвать, ты за борщом-то посмотри сама, мама.
- Оспода! Вы себе оспода! Конечно... Что это за девочка с вами? Неужели взяли? Надо же! Чужая и свои, какое сравнение - как половик и ковер.
- Мама! Ты лучше уезжай сразу обратно, чем нам жизнь ломать, сказала Света и отправилась за "скорой".
Александра Филипповна раздавала детям гостинцы, загадывая загадки:
- Сколько горошин входит в стакан?
- Я знаю: горошины ногами не ходят! - закричала Настя и получила свою шоколадку.
Вдруг Александра Филипповна посмотрела на часы и бросилась к телевизору. Шла какая-то очередная серия французского детектива. Александра Филипповна сидела перед экраном так напряженно, словно ждала: сейчас ей покажут что-то самое важное, главное для ее счастья. Герой фильма жил в роскоши (по советским понятиям), хотя в советских газетах все писали о нищих на улицах Парижа. Но Александра Филипповна с огромным доверием смотрела на все. Энергии в главном герое было столько, что она просачивалась сквозь экран. Александра Филипповна подкачалась энергией и с огромным напором стала давить на дочь: половик и ковер! Света вспомнила, какой они взяли Настю - одни ребра, на подгибающихся ногах...
- Ты родную мать хочешь выгнать из дома, чтоб чужую девочку воспитывать, да?! - кричала Александра Филипповна.
- Точно. Ты все точно поняла, мама, - спокойно отвечала Света.
- Да мы с Настей еще подружимся, может, правда, Настя? - не изменив тона, сделала поворот на сто восемьдесят градусов Александра Филипповна.
Йог Андрей в это время вышел из туалета и представился Александре Филипповне:
- Я здесь настолько привычен, нечто вроде мебели, деталь обстановки, так сказать, очень рад познакомиться, вот советую принять двадцать капель элеутерококка, бодрит пожилых людей. - Он купил полсумки настойки элеутерококка для Ивановых якобы. За вчерашние хлопоты.
- Какая глупость! - доверительно-громким голосом сказала йогу Александра Филипповна. - Взяли чужую. А деньги? Свои по миру пойдут...
- Мама, но ты же ходила по миру: во время войны вы с братом милостыню просили... И что? Выросла нормальным человеком.
Йог вдруг горячо возразил:
- По миру пойти? Они уже пошли по миру, только... мир сам пришел к ним! Друзья приносят и одежду, и обувь, то, что осталось от своих подросших деток...
Звонок Дороти
Мише позвонила жена писателя К-ова:
- Представляешь! Застала его в постели с другой женщиной!
- Как обидно, - растерянно отвечал Миша. (А что в таких случаях говорят-то? - лихорадочно соображал он.)
- Наоборот! Миш, это же новая шуба мне! - заливалась Дороти.
- Да, плохо быть бедным... - начал вслух в трубку размышлять он. Что с бедного взять? С богатого шубу, а бедного можно только выгнать.
- Ты всегда не то говоришь. Бедного можно под это дело заставить вымыть окна, понял?!
- Понял, - сказал Миша, хотя на самом деле он ничего не понял. На что-то она намекала ему, что ли? Надо у Светы спросить...
Письмо Александры Филипповны
"Здравствуйте все: Света, Миша, Антоша, Соня и Настя! Во первых строках моего письма сообщаю, что доехала я хорошо. Отец меня встретил. Как живет дочь? Плохо, говорю, денег не хватает от получки до получки. Куда она девает деньги? А я говорю: спрашивала то же самое, Света отвечает, что не пропивают, не прячут, не раздают, в карты не проигрывают, в землю не закапывают, в сберкассу не уносят... Мы уже привезли большую телегу навоза на огород, если не украдут до весны, то хорошо, да у нас вокруг у всех украли. У нас пока все нормально, жить можно, чего и вам желаем, всех целуем, но мы купили тушенку 0,5 говяжью, пришлем посылкой, если не вытащат на почте, то хорошо, но у брата вытащили, ему послали дети, вот у всех дети заботятся о родителях, а мы еще ничего от вас не получали. Да дай Бог вам всем здоровья! Деньги экономьте! И такие наши дела. Еще куплю подсолнечное масло и пришлю в канистре. Ваша мама, бабушка, ваш отец и дедушка".
Настя и смерть
- А сегодня ночью я чуть не умерла, да, Цвета?
Света вопросительно посмотрела на Настю.
- А пальцы на ногах сгибались и отгибались, сгибались и отгибались.
- Это судороги, от высокой температуры. Я дала тебе анапирин. - Света принялась целовать девочку, приговаривая, что вылечит ее и спасет.
Миша продолжал семейное чтение Гоголя.
- А что это за парикмахер, который приходит без спроса? - удивился Антон.
- Это смерть приходит без спроса - Гоголь ее назвал парикмахером.
- Очевидно, мы все умрем, - судорожно выдохнула Настя.
На обед Света сначала подала салат в длинной салатнице, украшенный цветком из половины яйца.
- Это называется "Похороны цветка"? - спросила Настя грустно.
Опять у нее эти мрачные мысли в голове! И Света с чрезмерной страстностью кинулась ласкать Настю. Тут Миша вызвал Свету якобы на предмет поиска носков в детскую.
- Ты еще ничего не поняла? - спросил он. - Все это у Насти - только повод получить побольше ласк от тебя! Не тревожься ты!..
В следующий раз, когда вечером Настя опять завела разговор о смерти, Света не тревожась сразу выдала ей три поцелуя, два поглаживания по голове, а также некоторое количество объятий и похлопываний.
Миша, заканчивая чтение очередной главы из Гоголя, солидно произнес: