— Если же вы убьете меня, вы отправитесь к г-же де Брион и скажете ей просто, что я умер; она должна знать, как поступить в таком случае. Теперь, желая вас успокоить за последствия поединка, не имеющего свидетелей, но исполненного на условиях обоюдной нашей чести, что, однако, не может быть принято правосудием как доказательство, я буду иметь при себе бумагу, которою обвиню себя в самоубийстве; согласны вы на это?
— Согласен, — отвечал Леон немного взволнованным голосом.
— Кажется, свидетели не могли бы выдумать лучших условий, — прибавил Эмануил. — Затем, до свидания!
После этого де Брион поклонился Леону, и, бросив взгляд, полный мрачной тоски, в ту сторону, где он предполагал Мари, Эмануил вышел.
— Марианна, — проговорила тихо бедная женщина, — следи за ним и скажи мне, где можно отыскать его:
— Что ты хочешь делать, дитя мое?
— Ступай скорее!
Леон растворил двери, за которыми находилась Мари; он был бледен как смерть.
— Вы были тут, Мари? — сказал он ей, протягивая руку.
— Да, — едва отвечала она, не обратив внимание на его движение.
— Вы слышали все?
— Все.
— Что же вы намерены делать?
— Исполнить его волю.
— Теперь?
— Да! С этой минуты я не хочу вас знать более; мы будем жить врозь; с этой минуты я буду молить Бога, чтобы он наказал только одну виновницу этих бедствий, чтоб он был справедлив к одному и милосерден к другому:
Леон отступил перед непоколебимой волей, так ясно и торжественно выраженной; он ушел в свою комнату и заперся в ней. Через полчаса вернулась Марианна.
— Ну где? — спросила ее Мари.
— В гостинице Победы.
— Один?
— Один.
— Отнеси ему мое письмо.
Но написав, Мари разорвала письмо, казалось, иная мысль блеснула в ее уме и натолкнула ее на другое решение, потому что, подумав немного, она сказала:
— Нет, не нужно, добрая Марианна! Я лучше сама пойду к нему, — и, как бы ожив от этой мысли, она утерла слезы и велела укладываться.
— Мы едем, дитя мое?
— Да.
— Когда же?
— В эту же ночь; распорядись, чтобы лошади были готовы к трем часам утра.
— Сюда привести их?
— Нет, на площадь Соборной церкви.
— Куда же мы отправляемся?
— К моей дочери.
— Бог увидит твое раскаяние и простит тебя.
— Будем надеяться на милосердие его, а покуда распорядись о лошадях.
Оставшись одна, г-жа де Брион стала укладывать свои вещи; она заплакала при воспоминании, как два-три года назад она делала то же самое, но совершенно при других обстоятельствах. Она вспомнила тот день, когда, полная радости, она собиралась с Клементиной оставить мадам Дюверне, накануне отъезда своего в родительский замок. Перебирая вещи, ей попались под руку письма: одни были написаны Леоном, которые она увезла с собой из предосторожности; другие — Эмануилом, которые она берегла из уважения. Бросив в огонь первые, не взглянув даже на них, она хотела пробежать другие, но слезы хлынули из ее глаз, и она могла только поднести к губам своим эти исписанные страницы, напомнившие ей отрадные и вместе с тем горькие минуты — и она почти с благоговением спрятала их опять в свой портфель.
Сердце несчастной женщины разрывалось; утренняя сцена доводила ее отчаяние до безумства; воображению ее представлялась то кровавая развязка этой драмы, то она надеялась на счастливый исход и на прощение вследствие искреннего раскаяния. Но в чем не сомневалась она, в чем не могла сомневаться, — так это в том, что Эмануил был тут, около нее, что он еще любил ее, ибо желал убить человека, похитившего предмет этой любви, и в назначенной встрече она видела какое-то роковое счастье, похожее на луч солнца, которого не могли затмить даже мрачные тучи; к тому же в сердце человека, как бы оно ни было полно отчаяния, все еще светится надежда, как последняя монета, на которую он покупает себе утешение.
Прошел целый день, и г-жа де Брион не вспомнила даже о Леоне. Он тоже, со своей стороны, понял то положение, в котором он находился по отношению к Мари, и, уважая ее страдания, не помыслил даже переступить ее волю. Он только не знал ее намерений и терпеливо ожидал часа, когда, согласно условию, заключенному с Эмануилом, пригласит ее последовать за собою.
Между тем, Марианна воротилась.
Около девяти часов вечера г-жа де Брион приказала отнести вещи в карету, которая должна была находиться в 3 часа утра на Соборной площади; потом она вышла в сопровождении Марианны из своего убежища. Небо было прозрачно и сине, как в летнюю ночь, воздух свеж и приятен. На пороге дома Мари остановилась — она не знала, какой дорогой должна была следовать.