Супруга хмыкнула.
— Конечно же, я об этом помню, Дима, — заверила меня княгиня Красноярская, после чего продолжила подчеркнуто наигранно: — Я еще на прошлой неделе получила наши наряды. Так что можешь не переживать, твоя драгоценная супруга обо всем позаботилась. На вас, мужчин, в таких вопросах совершенно нельзя положиться!
— Спасибо, моя принцесса, — со смешком ответил я. — За это я тебя и люблю.
— И я тоже тебя люблю, — чуть смущенно произнесла она, и я по ее голосу догадался, что моя супруга покраснела. — И жду своего дракона как можно скорее. Думаю, у нас будет достаточно времени, чтобы провести его наедине.
— Разумеется, — ответил я. — Только проведу совещание с боярами, и дальше — весь твой.
— Обещаешь? — спросила она.
— Обещаю.
— Буду ждать этого с нетерпением, — заверила меня княгиня. — Все, вижу, вы уже подъезжаете к аэропорту. Так что — до встречи, мой князь.
Глава 22
Кремль, зал предварительных судебных слушаний.
— Цесаревич Русского царства, Игорь Михайлович Милославский!
Двери зала раскрылись, и наследник вошел в сопровождении двух бойцов с опущенными забралами шлемов и винтовками в руках. За ними следовала троица чиновников в парадных мундирах. Они были единственными, кто оглядывал собравшихся в зале благородных гостей — с нескрываемой гордостью, надменно. Притом что сам Игорь Михайлович смотрел строго перед собой и сохранял полное равнодушие на лице, его подчиненные, казалось, готовы раздуться от переполняющего их чувства собственного величия.
— Прошу всех сесть, — негромко произнес цесаревич, свободно расположившись на своем троне. — Объявите первое рассматриваемое дело.
Явилось на царский суд не так много людей, в зале оставалось полно стульев. Однако и список судебных решений, которые следовало принять, был широк.
Не в первый раз благородное сословие сидело перед Игорем Михайловичем в роли Верховного судьи. Кое-кто уже смекнул, что цесаревич всегда руководствуется принципом меньшего зла и легко встает на сторону того, кто наиболее полно и развернуто докажет свою правоту.
Игорь Михайлович не был столь вспыльчив, как его отец, и не имел того презрительного отношения к окружающим, каким прославилась его мать. Единственное, что можно было бы поставить ему в вину, это отсутствие каких-либо эмоциональных реакций, да и то лишь по той причине, что и истцу, и ответчику было невозможно понять, на чью сторону склоняется наследник Русского царства.
— Истец боярин Стремнев Павел Игнатович, — раскрыв папку, объявил личный секретарь цесаревича. — Ответчиками выступают нижегородский боярин Харитонов Иван Васильевич и князь Тамбовский, Сергей Александрович Луговой.
Ни для кого не было секретом, какой именно род воспитывал Игоря Михайловича до того момента, как государь признал его своим сыном и наследником Русского царства. А потому, стоило секретарю огласить имена участников процесса, все взгляды прикипели к лицу Игоря Михайловича.
Однако и в этот раз тот ничем не показал, что происходящее его как-либо касается. Царская партия, к которой относился Стремнев, ожидаемо подобралась, почуяв возможность подергать своих политических конкурентов из партии Княжеской, к которой принадлежали и Луговой, и Харитонов.
И истец, и ответчики уже сидели друг напротив друга. Князь Луговой был немного бледен, держал рот плотно сомкнутым, отчего губы сжались в тонкую линию. Знающие люди легко бы распознали, что Сергей Александрович не так давно испытал на себе технику допроса.
А вот боярин Харитонов смотрелся на его фоне грозовой тучей. Потемневшее лицо, злобный взгляд из-под насупленных бровей. При этом на цесаревича он смотреть откровенно побаивался и сверлил глазами Павла Игнатовича.
— Боярин Стремнев обвиняет князя Лугового и боярина Харитонова в преступном сговоре и злонамеренных противозаконных действиях, приведших к убыткам компании боярина Стремнева и имеющих своей целью захват власти в Нижегородском княжестве, — произнес секретарь.
Цесаревич впервые проявил какие-то эмоции. Приподняв бровь, он взглянул на своего приемного отца и чуть повел указательным пальцем:
— Я вас слушаю, Павел Игнатович, — объявил он.
Боярин Стремнев был прекрасным оратором, и следующие пять минут он в подробностях излагал, как, где и с помощью каких инструментов боярин Харитонов создавал условия, при которых компания Стремневых несла чудовищные убытки.