В моем-то мире мода на подобные имплантации умерла всего за десять лет, оставив после себя сотни тысяч инвалидов, которым предстояла долгая реабилитация и множество пересадок выращенных органов. Там хватало сумасшедших, которые спешили применить к себе все новинки, носились за самыми передовыми гаджетами и сходили с ума, наглаживая хромированные детали имплантатов. Тем более что стандартного пособия хватало на любые самые дикие модификации собственного организма.
А здесь люди еще крепче держатся за устои, так что фанатиков окажется еще меньше. Да и денег у населения свободных на подобное баловство не так уж много. И в итоге напрашивается вопрос: а кто станет эти аугментации покупать?
Одно дело собрать отряд отчаянных головорезов, напичкав их имплантатами до потери человеческого облика. И совсем другое — культивировать такую страсть у здравомыслящих людей, которые мирно ходят на работу, выполняют должностные обязанности, а по вечерам за бокалом алкоголя любят погладить бархатное бедро красавицы? Не та целевая аудитория, чтобы предлагать им столь радикальный продукт.
Решив не откладывать в долгий ящик, я размял шею и набрал Самойлову. Личный номер одногруппницы у меня имелся еще со времен Царского Государственного Университета, а при передаче денег в руки Екатерины Юрьевны я убедился, что он остался неизменен.
Прошло три гудка, прежде чем она ответила. И в голосе девушки сквозила крайняя степень удивления. Очевидно, она уже и не надеялась, что я пойду на контакт — времени-то немало прошло.
— Дмитрий Алексеевич? — выдохнула Самойлова. — Доброе утро.
— Здравствуйте, Екатерина Юрьевна, — ответил я. — Надеюсь, я вас не разбудил?
— Нет, я уже встала, — после короткого выдоха, будто сдувала прядь с лица, произнесла она. — Как раз закончила утреннюю разминку.
— Похвально, что вы не оставляете тренировок, Екатерина Юрьевна, — сделал комплимент я. — Но я звоню по важному для нас обоих вопросу. Вы уже освоили деньги, которые я выделил на ваш проект киберпротезов?
Задержавшись с ответом всего на пару секунд, девушка заговорила:
— Хотите посмотреть, не потратила ли я ваши средства на бальные платья и дорогие украшения, Дмитрий Алексеевич? — с нескрываемым вызовом сказала Самойлова. — Я крайне занята до конца недели и не могу вас посетить сама. У нас экзамены за первый курс. Но на выходных, если изволите, могу прилететь в Красноярское княжество с образцами и отчетами.
Я открыл в соседнем виртуальном окне свой график.
В нем были расписаны каждые сорок пять минут с пятнадцатиминутными перерывами между делами — сейчас я как раз таким и пользовался. Однако на выходных я предпочитал проводить время с супругой и ради тупиковой ветви развития терять такую возможность не пожелал.
— Если сегодня вечером у вас найдется час свободного времени, я могу сам посетить вас, — сообщил я, параллельно отправляя повеление готовиться дежурному экипажу.
Ответила Самойлова не сразу. По частому дыханию я замечал, что девушка еще не отошла от физической нагрузки. Впрочем, Екатерина Юрьевна старалась дышать ровнее. Получалось это, правда, не всегда.
— В восемь часов в нашем особняке вас устроит, Дмитрий Алексеевич? — уточнила она.
— Устроит, Екатерина Юрьевна, — ответил я. — Тогда до встречи.
— Да, князь, до встречи.
Она положила трубку, а я поднялся с места и направился наверх. Свободные пятнадцать минут подходили к концу. И мне пора было возвращаться к делам княжества. Мы, конечно, достигли определенных результатов, но под лежачий камень вода не течет.
Город Щецин, Германский рейх .
В небольшом частном доме собралось порядка трех десятков человек. Никто из них не носил военной формы или каких-либо других знаков отличия, однако с первого взгляда было ясно, что эта группа — военные.
В тускло освещенном слабыми лампами помещении расставили столы, за которыми и разместилось собрание. На стене развесили карту Речи Посполитой и прилегающих территорий Русского царства и Германского рейха.
Немолодой мужчина поднялся со своего места и прошел к этой карте, вооруженный лазерной указкой. Последние шепотки собравшихся сразу сникли, стоило приготовившемуся выступать обернуться к соратникам.
— Господа, момент настал, — объявил он на польском. — Наша благословенная страна понесла тяжелейшие потери, залита кровью и обезлюдела. Невозможно передать ту боль, которую мы все с вами испытали в войне, развязанной против интересов нашей родины. Мы проиграли, лишились суверенитета, чести и достоинства. Мы похоронили близких и расстались с дорогими нам людьми.