Ну, а теперь родной – прощай. До следующего письма. Не забывай совсем меня в далёкой Персии. Обними мамочку – бибишек. Крепко любящий тебя.
Дмитрий.
Покажи письмо Марии. Скажи ей, что я часто о ней думаю и не забуду трогательное её отношение ко мне в трудные минуты. Крепко её и ещё раз тебя целую. Любящий тебя «изгнанник».
Казвин, Персия, 7 февраля 1917 г.
Мой дорогой папа.
Спасибо, милый, за письмо твоё. Мне так приятно слышать о Вас всех, мне дорогих и близких.
Тетя Михен прислала мне копию письма, которое семейство написало! И странную на этом письме резолюцию. Действительно, резолюция вполне неожиданная. Фраза «никому не позволено заниматься убийствами» как-то ставит семейство в положение шайки преступников, занимающихся разбоем и грабежами на большой дороге.
Потом вполне согласен с тобою, что крайне странно было писать тебе и Марии ласковые записки. По-видимому, они строго различают Вас от меня! Да! Видно, что в Александровском дворце раздражение большое ещё. И потому моё личное впечатление, что надо теперь всем временно успокоиться и больше ни о чём не просить. Я боюсь, что такими просьбами и записками делу не поможешь, а только будет хуже раздражать. А между тем пока мне здесь не так плохо. Ты так же хорошо, как и я, знаешь, что поступки Александровского дворца иногда лишены логики. И, зная это, я опасаюсь, что, если теперь, пока раздражение не улеглось, просить и чего-то добиваться по отношению ко мне, это приведёт лишь к тому, что «там» скажут: «Ах, ему плохо в Персии, – не угодно ли в Сибирь», назло тебе и всей семье.
Поэтому я лично советую и даже прошу придерживаться выжидательной политики и ровно ничего до поры до времени не предпринимать. Уверен, что так лучше и что ты меня поймёшь.
Как я писал мамочке, дело Марианны меня возмутило как по обстановке, так и потому, что Протопопов ей говорил, – какая удивительная наглость! Теперь поговорю о себе. Здоровье моё отлично. Да и не удивительно, ибо погода тут прекрасная. Днём тепло, как бывает в Петрограде лишь в конце апреля. Я очень много выхожу, много катаюсь верхом на чудном жеребце-текинце(подарок мне одного богатого перса), успел уж загореть, как летом. Настроение моё очень спокойное и тихое. Я, папа мой милый, твёрдо верю, что милость Божия ни меня, ни Вас, дорогие мои, не оставит. Мысль о том, что будущее будет, должно быть светлым, сильно поддерживает меня. Всё обойдётся. А что бы ни было, – ты правду знаешь! Ты знаешь также, что сын твой чист от липких пятен крови. Совесть его прозрачна, и любовь к тебе сильная и большая. Ну а ты, дорогой, что поделываешь, как здоровье? Как настроение? Судя по письму, оно неважно. Ах, как мне хотелось бы издали тебе прислать немного тепла из Персии, недаром названной страной льва и солнца! Мне хотелось бы узнать, что ты не слишком грустишь, что твоё настроение не слишком подавленное. Ничего, родной, ничего, мой милый друг. Будь спокоен. А мне Бог помогает. Я сознательно гоню от себя мысли о Вас всех, мысли о том, как хорошо и уютно у Вас в доме и как вкусно там едят. Почему сознательно я гоню эти мысли, спросишь ты, да потому, что оно лучше, ибо если этим мыслям отдаться, то станет слишком тяжело на душе. Всё-таки 4000 вёрст – очень уж много, и если только подумаешь об этом, то, конечно, станет тоскливо и одиноко.
Временно мы тут живём без Баратова. Он уехал в отпуск в Тифлис. Его заместителем является начальник 1-ой Кубанской дивизии генерал Раддац. Бывший гродненский гусар, служивший последние 10 лет в Сибири. Очень милый и, по-видимому, храбрый генерал.
Ну а кончая письмо, скажу тебе ещё раз. Дорогой папа, не падай духом, всё уладится, не слишком беспокойся за меня, здесь уж во всяком случае лучше, чем в Петрограде. Был бы ты сам твёрд духом, здоров и спокоен. Крепко, крепко обнимаю. Люблю тебя всем сердцем и душой. Если не слишком скучно – пиши. Твой Дмитрий.
Скажи Бибешкам que frere Dmitre их нежно целует и постоянно думает о них так же, как о вас, родные мои.
Казвин, Персия. 20 февраля 1917 г.
Мой милый друг, дорогой мой папа. Спасибо тебе, родной, за письмо, которое я получил 18 февраля. Мне так страшно приятно иметь письмо от всех моих дорогих, от тебя, мой милый!