Как-то эксперты Ширяев и Смирнов в одной передаче «Исторического канала» убедительно раскрывали лже-арифметику, механику искажения цифр наших и японских потерь в 1905 году… Но откуда вдруг взялась сама прослойка российского общества, энергично распространявшая эти ложные цифры? Это же и вправду странно, особенно если сравнить с общественным мнением в России 1812 или 1878 годов (Русско-турецкая война). Всего за 25 лет такие вдруг радикальные изменения! Или почему в 1915–1917 годах многие россияне стали вдруг желать поражения своей армии и действовать по принципу «чем хуже – тем лучше»? Это всё вопросы к властителям дум Серебряного века, «соловьёвцам».
Историческая важность, действенность соловьёвского ультиматума: Царь должен простить террористов , если он христианин и действительный вождь народа, иначе мы отречёмся от него, – сконденсировалась, как в химической реакции, по формуле:
Желябов + Соловьёв = общественное мнение.
Сергей Кравчинский об образе революционера-террориста писал: «Он прекрасен, грозен, неотразимо обаятелен, так как соединяет в себе оба высочайших типа человеческого величия: мученика и героя» .
Л. Мирский покушался на шефа жандармов Дрентельна, чтобы привлечь внимание любимой девушки, у которой «был чисто романтический восторг перед Кравчинским», ранее зарезавшим среди бела дня на людной улице предшественника Дрентельна – Мезенцева».
Аполлинария Суслова, экс-пассия Достоевского, а потом и Розанова, доказывала Фёдору Михайловичу, что за нанесённое ей когда-то мужчиной оскорбление « …не всё ли равно, какой мужчина заплатит за надругательство надо мной. Почему бы и не сам царь? Как просто, подумай только, – один жест, одно движение, и ты в сонме знаменитостей, гениев, великих людей, спасителей человечества».
Видите, ещё за 80 лет до рождения термина PR, «Пиар», Аполлинария ухватила самую суть: всё равно на ком сорвать старую обиду, но… если на царе, то ты ещё окажешься и… в сонме знаменитостей, гениев… Английский термин marked people, дословно «маркированные люди», пиарщики используют в смысле обозначения категории людей уже marked, отмеченных обществом, рынком (в данном случае это схоже: общество = рынок потребителей новостей). Войдя в какое угодно отношение marked people, можно и самой стать marked people, как Засулич и Соловьёв. Как Марк Чепмен – убийца Джона Леннона…
Да, второй, наверно, каторгой была для Фёдора Михайловича эта феминистка-террористка. В случае Пиар-Аполлинарии – это образ мыслей, характерный, но не ставший образом действий. А может, это моя психологическая гипотеза: вместо царя она использовала как marked people Достоевского, а потом и Василия Розанова. Здесь появляется ещё один интересный полуабсурдный сюжет: Фёдор Михайлович принял на себя психопатический удар Аполлинарии, тем самым грудью заслонил царя. Вроде «Жизнь за Царя»-2 .
Герцен в своём «Колоколе» писал: «Есть мгновения в жизни народов, в которые весь нравственный быт поколеблен, все нервы подняты, и жизнь и своя жизнь человеку так мало стоит, что он делается убийцей».
Статистически зафиксированную волну самоубийств молодёжи начала XX века В. М. Бехтерев объяснял как социальную болезнь, помимо угнетающего личность аффекта, связанного с процессами модернизации общества, силу примера и общее пессимистическое настроение умов.
Сборник «На помощь молодёжи» (Киев, 1910): «…В молодом поколении растерянность и подавленность, ослабление воли к жизни, отчаянная разочарованность и гнетущее одиночество… Бывают в истории такие периоды и условия, когда разочаровываться жизнью становится особенно легко и удобно, а может быть, и модно».
Примеры Веры Засулич, Соловьёва и его ошалевших слушателей, «Пиар-Аполлинарии», Софьи Перовской, Каляевых и прочих Л. Мирских… это переплетение психиатрии с политикой привлекало внимание не только корифея Бехтерева. По «истерическому террору» я добавлю пару замечаний.
В случае Веры Засулич какая деталь осталась, увы, недооценённой? Лично, на мой взгляд, в её «истории болезни» самое важное: полугодовой разрыв, интервал между внешней Причиной (поводом) и Поступком.
13 июля 1877 года губернатор Трепов приказал высечь непокорного арестанта Боголюбова. 24 января 1878-го Засулич стреляет в губернатора. Срок, по-моему, достаточный, чтобы напрочь отбросить подхваченные общественным мнением басни адвоката Александрова о «благородном порыве», о том, что она вдруг «ощутила оскорбление арестанту – как себе лично».