Дело пришлось начинать сначала. В 1626 году снова приказано собрать в Москву на смотрины со всех концов России девиц, «ростом, красотой и разумом исполненных».
На этот раз избранной оказалась некая Евдокия Стрешнева. Очень характерно, что во избежание дальнейших интриг и попыток отравления выбор этой женщины, будущей матери Алексея Михайловича, держится в тайне. Ее ввели в царский терем и нарекли, в нарушение всех традиций, только за три дня до свадьбы, чтобы предупредить таким образом придворные козни, погубившие уже двух царских невест.
От этого брака родилось три сына: скоропостижно умершие Иван и Василий, престолонаследник Алексей и три дочери. Любопытно, что и до самой смерти Михаил Федорович не возжелал отказаться от давней мечты своей породниться с западными дворами, в особенности с Данией, где его сватовство окончилось так неудачно. Когда датский королевич Вольдемар неосторожно приехал в гости в Москву, Михаил Федорович настойчиво предлагал ему жениться на своей дочери Ирине. Вольдемар скромно, но твердо отказался от этой чести, деликатно указав в качестве причины на то, что он не желал бы менять своей религии и принимать православие.
Но сверх ожиданий бесхарактерный Михаил в этом вопросе оказался настойчив и бесповоротно решителен. Пристал, как банный лист, к датскому королевичу. Хоть ты что хочешь, а женись. Бедный Вольдемар решил тогда в срочном порядке прервать свое пребывание в Москве и экстренно собрался уезжать на родину. Но и это не помогло. Его насильно удержали в Москве и впредь до исправления посадили под арест. Долго, дескать, не выдержит. Поломается, поломается, а глядишь, и женится. Должен же он понять, что об его же пользе заботятся. Не кого-нибудь, а царскую дочь отдают — а он — поглядите! — еще и упирается.
Когда королевич умолял царя отпустить его домой, царь ответил:
— Отпустить тебя назад непригоже и нечестно. Во всех окрестных государствах будет стыдно, что ты от нас уехал, не совершив доброго дела.
Стражу, приставленную к королевичу, сильно увеличили, опасаясь, как бы жених не сбежал. Но королевич все-таки умудрился удрать. Стрельцы остановили его уже у Тверских ворот и с торжеством поволокли обратно: «Врешь, брат, не уйти, женишься!»
В дело ареста Вольдемара вмешался польский посол Гаврила Стембковский. От имени своего короля он попытался было требовать освобождения пленника, но получил ответ, что пусть-де лучше королевич согласится, не то его в далекое место сошлют, а русский царь станет со Швецией против Дании воевать.
Только смерть Михаила Федоровича выручила из заключения датского королевича. Только после погребения первого Романова и воцарения шестнадцатилетнего Алексея удалось, наконец, Вольдемару уехать на родину, проклиная день и час, когда ему пришло в голову поехать в гости в эту удивительную «страну неограниченных возможностей», в эту странную Россию.
Когда пытаешься из осколков, разбросанных в показаниях современников и летописях, воссоздать цельный образ первого Романова, определить характер царя Михаила, прежде всего становишься в тупик от полного отсутствия индивидуальных черт в этом человеке.
Перед нами личность идеально безличная: «нос и рот умеренные, лицо чистое, особых примет не имеется».
На портретах Михаила, относящихся к началу его царствования, простоватый мальчонка с туповатым, невыразительным лицом. Подавать солянку в качестве полового в московском трактире — сгодился бы. Но, например, телефонным мальчиком в современном отеле его не представишь — не справится.
Портреты более поздние рисуют дородного мужчину с большой и тщательно расчесанной бородой. Если правда, что каждый человек по типу лица похож на какое-нибудь животное: Бисмарк — на кота, Александр III — на носорога, то Михаил более всего похож на барана. Что-то ограниченное, безнадежно-спокойное, воистину баранье есть в этом шаблонно-правильном лице.
Когда, например, в 1641 году некий подьячий в городе Кузнецке в бумаге о посылке мехов сделал какую-то незначительную описку в царском титуле, подьячего сурово высекли батогами и отослали в тюрьму — знай край, да не падай.
Ограниченность и тупость Михаила не мешают ему очень высоко ценить свое царское достоинство. Чуть ли не самой яркой чертой характера царя Михаила является его неумеренная любовь к часам, которыми он загромоздил все свои комнаты. Тут и стенные, и каминные, и даже самые редкие — карманные. Диковинки радуют и тешат царя. Он неустанно заводит их, наслаждается их боем, любуется кукушкой и другими ухищрениями. Оно, собственно, грех, да соблазнительно очень. До чего додумались иноземные прелестники, а?!