Монархисты остались верны себе до конца. «Не было ничего легче, чем организовать спасение их величеств, — продолжает Боткина. — Но продажность и измена губили дело».
Удивляться ли тому, что денег у бывшего царя оказалось мало, что «тобольские купцы не решались больше давать в долг», что старые царские слуги, самые верные, последовавшие за ними в ссылку, подняли невероятный скандал из-за несвоевременного и неполностью выплаченного жалованья. Даже в трудное время преданность придворных слуг не мешала им красть провизию, подавать невероятные счета, съедать присылаемые их величествам подарки из провизии и напиваться до того, чтобы ползать мимо комнат царя и царицы на четвереньках. А когда по случайному недоразумению вскрыли один из сундуков дядьки цесаревича Деревенько, этот сундук оказался набитым украденными за много лет вещами!
Впрочем, в книге Мельник-Боткиной упоминается еще старенький безымянный полковник из Тобольска, который на следующий день «после прибытия из величеств надел полную парадную форму и в течение получаса, вытянувшись во фронт, стоял перед их окнами».
Жив ли этот трогательный полковник? Читал ли он трагическую книгу Мельник-Боткиной? Что думает он теперь о монархизме и монархистах? Сохранил ли он, единственный, старую веру и старую любовь? Или уже и он проклял былую веру, былые убеждения?
И вот Николая II нет. Министр юстиции колчаковского правительства С. Старынкевич телеграфирует союзному Совету в Париж, что «в 18 верстах от Екатеринбурга крестьяне раскопали кучу пепла, в котором оказались пряжка от подтяжек, четыре корсетных планшетки и палец, относительного которого доктора указали на особенную холеность ногтя и принадлежность его царской руке».
Это все, что осталось от Николая II и всей его семьи.
Правительство Колчака производит подробное следствие «о кошмарном злодеянии». По словам красноармейца Анатолия Якимова (в его показаниях колчаковскому следователю по особым делам), всего их было 13 человек — тринадцатый доктор. «Их пришлось пристрелить и добивать прикладами, прикалывать штыками. Особенно много возни было с Вырубовой: она все бегала и закрывалась подушкой. На теле ее было 32 раны. В подушке нашли пачку денег и бриллианты».
Монархисты пускают в обращение легенды о том, что это «жиды виноваты», что будто бы ответственный за организацию расстрела рабочий Верхне-Исетского завода Петр Захарович Ермаков — еврей, что председатель Екатеринбургского исполкома Сергей Павлович Малышкин — тоже еврей.
Наряду с этим усиленно распускаются слухи о том, что Николай II жив, скрывается в Монголии и вот-вот явится и вновь «воссияет над Русской землей», что будто бы Михаил Александрович, великий князь, живет в Крыму и со дня на день объявит себя царем.
Но вот в Екатеринбурге издан сборник «Рабочая революция на Урале». Здесь (по воспоминаниям и документам) приведены все данные о казни Николая Романова и его семьи в Екатеринбурге.
Статья «Последние дни последнего царя», которой открывается сборник, говорит о том, что местопребывание бывшего царя в дни приближения колчаковских войск было сочтено опасным, так как обнаружились опасные симптомы контрреволюционного заговора. В Тобольске была раскрыта деятельность епископа и большого количества контрреволюционных элементов. В Тюмени был арестован бывший глава Временного правительства князь Львов, объяснивший, что он приехал «по лесопромышленным делам». Были и другие нежелательные визитеры. Далее официальные советские документы говорят: «Становилось совершенно очевидным, что монархисты свивают в Екатеринбурге организацию для освобождения Николая, так что областной Совет был поставлен перед фактом возможности неорганизованного, стихийного выступления рабочих с целью расправы над царем и его приближенными».
Возмущение рабочих масс очевидной организацией контрреволюции было настолько велико, что в рабочей среде Верхне-Исетского завода было решено расправиться с царем и даже определен для этого день. Областной Совет, не желая допустить этого спонтанного выступления, вынужден был организовать бессменное дежурство членов Совета. Близость белого фронта и чехословацких эшелонов создавала в это время угрозу падения Екатеринбурга.
На заседании областного Совета вопрос о расстреле Романовых ставили еще в конце июня. Принципиально он был решен в первых числах июля. Организовать расстрел и назначить день поручено было президиуму Совета. Когда президиум областного Совета подписал смертный приговор Николаю Романову и его семье, чехословацкий фронт был уже близко, а контрреволюционные банды с двух сторон — от Челябинска и по Западно-Уральской железной дороге — двигались на город.