Хотя старшие из князей Долгоруковых не жаловали иноземцев, никаких альтернативных программ и тем более планов реставрации допетровских порядков они не имели. Для них важнее было подчинить юного государя своему влиянию и оттеснить любых возможных соперников в борьбе за власть. Верховный тайный совет от имени императора без всякого суда принял решение «за многие и важнейшие к нам и государству нашему и народу показанные преступления» сослать Менши-кова в Берёзов — маленький сибирский посёлок на Нижней Оби у самого полярного круга. В апреле 1728 года бывший светлейший князь отправился с женой и детьми в последнее путешествие.
Однако новые правители в точности повторяли тактику Меншикова в отношении возможных конкурентов. Попали в немилость и были удалены от двора камер-юнкер Алексей Татищев и родственник царя Александр Нарышкин. Были пресечены попытки выйти «в случай» представителей семьи Голицыных: двор покинули фельдмаршал М. М. Голицын, его зять граф Александр Бутурлин и молодой камергер Сергей Голицын. Подозрения вызывала и дочь Петра I Елизавета, шокировавшая московское общество «весьма необычным поведением». Она часто сопровождала племянника на охоту, и тот настолько сильно привязался к весёлой тётушке, что это стало беспокоить двор и дипломатический корпус. «Остерман заметил, что большой риск оставлять его одного с принцессой Елизаветой, и в этом отношении, безусловно, необходимо иметь постоянный надзор за ними», — докладывал обстановку при русском дворе французский резидент Маньян. Опасения членов Верховного тайного совета усилились, когда после смерти сестры императора Натальи Елизавета имела все шансы стать основной претенденткой на трон. Но её любовные похождения в конце концов позволили Долгоруковым дискредитировать цесаревну.
Борьба против Меншикова на короткое время сплотила клан Долгоруковых. Как только светлейший князь перестал являться препятствием, мешавшим им закрепиться у трона, родственники стали оттирать друг друга. Посольские донесения 1728—1729 годов рисуют картину постоянных склок внутри «мишурного семейства», боровшегося за царские милости. Сначала князь Алексей поссорился с Остерманом — да так, что оба «поклялись погубить друг друга», затем он поругался с собственным сыном. В сентябре 1728 года Лефорт отмечал: «Семейство Долгоруковых состоит из трёх партий, противных друг другу; барон Остерман сумел приобрести себе доверие всех и даже служить им в роде оракула». С помощью фельдмаршала В. В. Долгорукова удалось достичь примирения Остер-мана и князя Ивана, но оно вызвало зависть отца. По сведениям испанского посланника, Алексей Долгоруков приложил все усилия к тому, чтобы поссорить Петра II с князем Иваном и «провести» в фавориты другого своего отпрыска, Николая. С помощью царицы-бабушки Евдокии Лопухиной интриган хотел удалить от Петра и самого Остермана, но столкнулся с достойным противником и вынужден был отступить.
Благодаря таким отношениям в своём окружении Пётр II получал уроки лицемерия, овладевал премудростью подлаживаться к соперничавшим сторонам. «Нельзя не удивляться умению государя скрывать свои мысли; его искусство притворяться замечательно. На прошлой неделе он два раза ужинал у Остермана, над которым он в то же время насмехался в компании Долгоруковых; перед Остерманом же он скрывал свои мысли: ему он говорил противоположное тому, в чём он уверял Долгоруковых», — удивлялся Лефорт зимой 1729 года. Это соперничество могло бы помочь молодому государю, при наличии желания и воли, постичь тонкости управления людьми и утвердить себя в качестве настоящего монарха — но этого желания он как раз и не проявлял.
Несостоявшаяся свадьба
Большие надежды окружение Петра II и иностранные дворы связывали с будущей женитьбой императора. В числе возможных претенденток назывались прусская и австрийская принцессы, дочери герцогов Мекленбургского и Бевернского. Но у Долгоруковых были свои планы. В дипломатических донесениях из Москвы всё чаще встречалось имя Екатерины, сестры
Ивана Долгорукова, хорошенькой, самолюбивой и капризной восемнадцатилетней особы. Дочери Алексея Григорьевича были непременными участницами путешествий императора, который к тому же подолгу гостил в Горенках, подмосковной усадьбе Долгоруковых. Любезная настойчивость хозяина и красота его дочери привели к тому, что четырнадцатилетний Пётр II был вынужден просить её руки.
Помолвка императора состоялась 30 ноября 1729 года с большой торжественностью. На церемонию в Лефортовский дворец царская невеста прибыла в роскошной карете и с большой свитой. Под гром пушек Феофан Прокопович совершил обряд обручения. Вслед за ним молодых поздравляли высшие чины империи и дипломатический корпус. Торжество завершилось балом. Однако блеск праздника не мог заглушить голоса недовольных. В светских разговорах постоянно упоминался ссыльный светлейший князь, действия которого полностью повторяли новые временщики. Ещё никто не знал, что в эти дни за три тысячи вёрст от Москвы друг за другом скончались несостоявшийся тесть и «порушенная невеста» Петра, и не предвидел, что Долгоруковым вскоре придётся разделить их участь.
В Москве шли балы и фейерверки, начинались приготовления к царской свадьбе, назначенной на 19 января. Екатерину Долгорукову, как ранее её предшественницу, указано было поминать при богослужении. Придворный живописец И. Люд-ден писал её портрет. Счастливый отец невесты уже получил в подарок 12 тысяч крестьянских дворов — около сорока тысяч крепостных. Его сын и ближайший друг Петра II по примеру Меншикова добился титула князя Римской империи, стал майором гвардии и выбрал себе спутницу жизни — наследницу одной из первых фамилий империи Наталью Шереметеву. Впоследствии она, схимонахиня Нектария, в записках трогательно и правдиво рассказала о своей трагической судьбе, страшной участи мужа и его родственников...
Но тогда они не подозревали об очередном повороте колеса Фортуны. Однако внимательные наблюдатели отмечали холодность Петра к невесте и его высказывания о новых родственниках как о «двуногих собаках». Царь тайно посетил Елизавету, несколько раз по ночам скрытно встречался с Ос-терманом, который дал понять, что ему не нравится этот брак. Неожиданно Остерман «заболел» — с 3 ноября он не появлялся на заседаниях Верховного тайного совета. Пётр II впервые отказался от охоты, собирался раздать желающим всех своих собак и даже стал прилежно заниматься. Всё это было странно; герцогу де Лириа в те дни казалось, что «в воздухе собиралась гроза».
Шестого января, на Крещение, император подписал последний в своей жизни указ об обмене московского двора графа Саввы Рагузинского на 800 дворов в Комарицкой волости Севского уезда. На параде его величество «перед Преображенским полком в строевом убранстве изволил идти в полковничьем месте». В этот же день его видели отправлявшимся в санях вместе с невестой на водоосвящение. Он долго пробыл на льду реки среди войск.
Современники единодушно утверждали, что уже вечером того же дня Пётр заболел оспой, от которой совсем недавно умерли австрийский император Иосиф I и испанский король Луис. Но англичанин Рондо узнал об этом только 12-го, а Лефорт — 13-го числа, когда появилось официальное сообщение о болезни императора, которая уже якобы не представляла опасности для его здоровья. В таком духе и составляли дипломаты донесения своим дворам. За кулисами же вокруг больного мальчика-императора разворачивалась очередная интрига. Еще 15 января Алексей и Сергей Григорьевичи Долгоруковы стали выдвигать требования о передаче короны царской невесте. 17 января 1730 года они составили подложное завещание императора. Один из экземпляров подписал за царя Иван Долгоруков, а второй держал наготове, чтобы дать подписать Петру, если тот придёт в сознание. Отец невесты был готов даже обвенчать умиравшего императора. Но намерения временщиков были пресечены Остерманом, безотлучно находившимся у постели Петра II. Положение Долгоруковых ослаблялось несогласием внутри семейства: фельдмаршал Василий Владимирович открыто протестовал против любых планов захвата престола.
В ночь на 19 января Пётр II умер, по официальной версии, «болезнуя оспою». Его последние слова были: «Запрягайте сани, хочу ехать к сестре...» 11 февраля 1730 года москвичи проводили в последний путь внука Петра I. Он, единственный из наследников великого императора, по древней традиции был похоронен в Архангельском соборе Московского Кремля. Юный государь был последним мужчиной из рода Романовых — отныне страной будут управлять представители женской линии династии.