— Спасибо, не нужно, — вежливо сказал Старостин, — у меня все это персонал делает. Аппаратура, знаете ли, дорогая. Если зэк уронит что-нибудь, кто будет платить?
— Как хотите, — Бурдюк пожал плечами.
Шапиро повернулся к Леониду Краю, который сосредоточенно выковыривал из салата кусочки курицы, аккуратно складывая их на край тарелки, и сказал:
— Теперь — сценарий.
Край оставил салат в покое и, вытерев губы салфеткой, сказал приятным баритоном:
— Сценарий… Ну, собственно, ничего особенного я не предполагаю. Но нужно, чтобы в кульминации зэки раскачивались, взявшись за руки, а потом, когда мы выпустим голубей…
— Каких голубей? — удивился Бурдюк.
— Обычных сизых голубей. Символ, так сказать, мира и свободы. Привезем с собой несколько сотен в коробках и выпустим в нужный момент. А зэки чтобы мечтательно смотрели на них и протягивали к небу руки. Кстати, надо организовать, чтобы небо в этот день было действительно чистым. А то знаете, как у нас в Питере — то солнце, то дождь… А ведь проект «Чистое небо над зоной» называется.
— Организуем, — уверенно сказал Каценеленбоген, — дадим военным денег, они по небу полетают, выпустят там эту гадость, как ее…
— Азотистое серебро, — со знанием дела вставил Роман.
— Вот-вот, серебро. В общем, будет вам чистое небо.
— Отлично, — Шапиро поднял рюмку. — Ну что, помоему, основные моменты обсудили.
— Почти все, — сказал Край. — Там по сценарию еще кое-что есть, но это потом, в рабочем порядке.
— Тогда — за успех нашего безнадежного дела!
Над столом раздался хрустальный звон, и после этого несколько минут все были заняты исключительно закусками.
Проглотив несколько соленых груздей, Бурдюк посмотрел на часы и сказал:
— Однако мне пора. Служба.
Он встал и, пожав всем руки, удалился.
Шапиро посмотрел ему вслед и сказал:
— А все-таки от него воняет. Какой-то казарменной гадостью.
— Да, — согласился с ним Каценеленбоген, — этот запах ничем не перебить. Одень его хоть в «Версаче», а разить все равно будет.
— Господа, господа, — улыбнулся Край, — о заместителе начальника следственного изолятора нужно говорить или хорошо, или ничего.
— Так ведь он вроде бы пока что живой? — сказал Старостин.
— Это только с виду, — хмыкнул Край, — а так — труп трупом. Разве что ходит и разговаривает. Обыкновенный зомби. И воняет от него не казармой, а могилой.
— А ведь он наш партнер, — сказал Каценеленбоген.
— Да, — согласился с ним Старостин, — все-таки бизнес — грязное дело. Иной раз приходится расшаркиваться с такими… уродами.
— Надеюсь, к присутствующим это не относится, — вставил Шапиро.
— О, нет! — оживился Каценеленбоген. — Конечно, нет! Мы все милые люди, переводим старушек через дорогу и жертвуем деньги на развитие в Эфиопии лыжного спорта.
Все засмеялись, а Край сказал:
— Мне, между прочим, тоже идти пора. Так что вы, когда я уйду, кости мне не мойте. Я чувствительный. Икать буду.
Каценеленбоген взглянул на часы и поддержал его:
— Действительно, пора. Мы, акулы бизнеса… Кстати, — он посмотрел на Старостина, — Евгений, у меня есть к вам несколько вопросов, не интересных нашим гуманитариям.
Он с милой улыбкой взглянул на Романа и встал.
— Ну, если есть вопросы, — Старостин тоже поднялся, — тогда мы вас покидаем.
Все встали, обменялись рукопожатиями, и акулы бизнеса ушли.
За столом остались Роман, Шапиро и Марина, которая со скучающим видом разглядывала посетителей ресторана.
— Ну вот, деловая часть сегодняшнего вечера закончена, — с удовлетворением произнес Шапиро.
Роман зевнул и сказал:
— Слушай, Лева, ты в следующий раз все это без меня решай. Мне на ваших деловых встречах просто скучно. Ты обратил внимание, что я все время молчал?
— Дурак, — укоризненно сказал Шапиро, — на этой встрече обсуждались условия продажи товара. Товар — это ты. Товар должен быть лицом. Вот твое лицо тут и торчало. Понял?
— Да понял я, — поморщился Роман. — Генерал на свадьбе…
— Ну, не без этого, — согласился с ним Шапиро, — однако ничего не попишешь. Таковы правила игры. Тебе налить?
— Давай, — Роман кивнул, — и налей в другую рюмку, побольше. А то эти церемониальные рюмочки по пятнадцать граммов… Рука устанет поднимать, прежде чем окосеешь.
— Ты это, — Шапиро разлил водку, — ты подожди косеть. У меня к тебе еще один разговор есть. Поинтереснее, чем этот концерт в «Крестах».
— И даже поинтереснее, чем два миллиона коробок с дисками?
— Очень может быть, — задумчиво сказал Шапиро, — потому что на этом деле можно заработать нечто большее, чем просто одноразовый ящик денег.
— Интересно… — Роман поднял рюмку и посмотрел на сидевшую рядом с ним Марину. — Ну, тогда за присутствующих здесь дам.
— Вспомнили наконец, — фыркнула Марина и подняла бокал с шампанским. — От этих ваших деловых разговоров мне просто тошно стало.
— Понимаешь ли, Мариночка, — сладко сказал Шапиро, — женщина, она украшение жизни. И ты на этой встрече деловых мужчин была подобна букету роз.
— Ага, знаю, — усмехнулась Марина, — «… ты служишь украшением стола». Так?
— Ну что ты! — обиженно прогудел Шапиро. — Вовсе не так.
— А ну тебя, — Марина махнула на Шапиро рукой, — не оправдывайся. Давай лучше выпьем за Романа, который служит тебе если не украшением стола, то уж всяко источником дохода.
— Так… — мрачно произнес Шапиро. — Женский яд полился бурным потоком.
— Да ладно тебе, Марина, — засмеялся Роман, — все путем. Каждый делает свое дело, и каждый получает то, что заработал. Ну куда бы я делся без Левы? Пел песенки по клубам? Разносил бы свои домодельные кассеты по радиостанциям? Это ведь действительно бизнес, и талант автора иногда значит даже меньше, чем дар администратора.
— Золотые слова! — вскричал Шапиро. — Вот, слушай, Марина, его устами глаголет истина.
— Фи, младенца нашел… — Марина повела плечами.
— Нет, это не младенец! — с воодушевлением продолжал Шапиро. — Это зрелый муж, и его слова — слова половозрелого, умудренного жизненным опытом мужа.
Он повернулся к Роману и сказал:
— Твои слова да Богу в уши. А то все только и знают — кровопийца, упырь, пиявка! А о том, что для этого тоже дар нужен, и дар немалый, почему-то забывают.
— Я не забываю, — заверил его Роман и поднял рюмку. — Ну, за тебя, упыря!
— За тебя, клоуна! — Лева Шапиро тоже поднял свою рюмку.
— А о присутствующих здесь дамах вы уже забыли, — укоризненно покачала головой Марина. — Чего еще ждать от тупых мужланов…
— Прости, Мариночка, увлеклись. За тебя, конечно, за кого же еще можно пить!
— Не напомнишь, так и не вспомнят, — Марина вздохнула и подняла бокал с шампанским.
— Ну, поехали! — Роман залпом выпил водку и, поставив пустую рюмку на стол, потянулся за маринованным огурчиком.
Шапиро, для оригинальности занюхав водку рукавом, достал сигареты и сказал:
— А теперь слушай гениальный план, сочиненный сыном работника торговли и школьной учительницы.
— Ну давай! — Роман почувствовал, как правильная доза водки разожгла в желудке огонь, и тоже потянулся за сигаретами.
— Значит, так… — Шапиро сложил толстые губы трубочкой и выпустил дым в потолок. — Идея, значит, такая. Ты знаешь, сколько в России э-э-э… исправительных учреждений?
— Тюрем, что ли?
— Да. Тюрем и зон.
— Нет, — Роман пожал плечами. — Откуда мне знать?
— А ведь ты певец уголовной романтики. Должен был хотя бы поинтересоваться. Ну да ладно.
Шапиро затянулся и, пустив дым носом, сказал:
— Больше тысячи. Точных данных на теперешнее время у меня нет, но посуди сам — на девяносто восьмой год только колоний было семьсот пятьдесят. Плюс следственные изоляторы, тюрьмы. Пусть даже не больше, пусть тысяча. Представляешь, какая поляна?
— Ну, представляю. И что?
— А то, что мы отправимся в длительное турне по тюрьмам и зонам. Например — на год.