Размышляя на эту тему, он время от времени доставал заветную табакерку. С вожделением глядя на крышку, тиснёную золотом, он сомневался: «А надо ли?» Он понимал, что завтра предстоят серьёзные дела – нужно быть трезвым и твёрдым.
Но ничего с собою поделать он не мог. У него уже была зависимость – подсел на героин, который помогал забыться, серую действительность раскрасить волшебными красками. Героин превращал его в молодого сильного героя.
Никто не осмелился на такой головокружительный побег, а он – пожалуйста. Он сбежал, да ещё и с собой прихватил кое-что. Это был ценный груз, очень ценный. Вот почему он пошёл не куда-нибудь, а прямо в Кремль. Пошёл, изнемогая от усталости – тяжеленный мешок на плечах. Мешок сочится кровью – продолговатыми сырыми лепестками кровушка лепится на мостовую, на брусчатку Красной площади. Там часовой торчит возле ворот – возле Боровицких, а может, Спасских. Пороху не нюхавший парнишка из Кремлёвской роты похож на оловянного солдатика – в белых перчатках, в сияющих на солнце хромочах. «Кто такой? – сурово спрашивает он. – Визигин? Проходи. Там тебя ждут!» И ходок идёт куда-то всё дальше, всё глубже – в святая святых, где заседают земные небожители, принимающие приказы о войне и мире, о голоде и холоде в стране, о счастье и несчастье. И вот, наконец-то, перед ним распахнулась последняя дверь, облепленная золотыми гербами. И ходок, измученный дорогами и тревогами, открывает свой мешок и вытряхивает ношу на стол Правительства. А там, в мешке, сплошные «красные тюльпаны» – отрубленные головы, завёрнутые в собственную кожу, которую содрали с живых военнопленных. – Смотрите! – кричит он, срывая голос. – Смотрите, что вы натворили! Продажные курвы!
Он просыпается от крика – собственного крика и несколько мгновений не может сообразить, где находится. Затем сознание маленько проясняется – контуры комнаты проступают.
Подушка на столе сугробом возвышается. Метельными клочками на полу валяются обрывки простыни.
«Гостиница? – вспоминает он с трудом. – Или палата?» За окошком розовеет рассвет – в половину неба распускается красным тюльпаном. И всё ярче, ярче, отражая солнце, на столе сияет табакерка с сатанинским зельем.
«Надо выбрасывать эту проклятую табахерку! – думает он, принимая холодный душ. – Иначе можно крякнуть, или я не знаю…»
Да, он знал, что многие из тех, кто воевал, попадают на иглу – дружат с наркотой, пытаясь избавить себя от кошмаров войны, в которой они погибли заживо. Многие их тех, кто воевал, до сих пор похожи на людей; они как будто бы живут, хлеб жуют, а на самом-то деле – ходят покойники, призраки, тени, которые скоро исчезнут при свете встающего солнца.
Хотя бывают в жизни исключения, примеры удивительных исцелений. Жора Подвольский рассказывал.
Рассказ этот похож на сказку про одного из парней, прошедших через горнило афганской войны. Красный Тюльпан когда-то знал того парня, только давно не видел, даже лицо забыл. Парень этот был – Руслан Алфеев, а поскольку он отлично пел, однополчане его называли Орфеев и даже Орфей. В начале 80-х он попал в Афган и выйти оттуда уже не мог. А точнее так: грешное тело своё он вытащил из Афгана, а душа осталась там и продолжала бесконечные бои. Среди ночи и белого дня бывший солдат опять и опять по тревоге уходил со своим батальоном, чтобы открывать огонь в горах в кишлаках. И опять и опять перед ним трещала виноградная лоза, подрезанная пулей, подкошенная осколком снаряда. А после точных, страшных попаданий артиллерии крыши стены строений заваливались вовнутрь. В такие минуты над кишлаком повисала – как большая сухая тряпка – сплошная пелена из дыма, пыли, не дававшая продохнуть. Это была кошмарная работа миномётчиков и артиллеристов. А потом, как стая чёрных воронов, на кишлаки налетала авиация – бомбила так, что чёрные фонтаны песка доставали, кажется, до крыльев бомбардировщика. А после этого за работу принимались солдаты – травили на пути своём колодцы и уничтожали всё то, что можно было.
Вот в таких «боях» Руслан Алфеев жил, наверное, лет десять, двенадцать. Он подсел на герои и долго не мог избавиться от наркотической зависимости. Несколько раз он пробовал бросить, но не выдерживал кошмарную ломку – опять начинал.
И вырваться из этого круга уже не представлялось возможным. «Только разве что пулю пустить себе в лоб? – думал бедняга. – Или в петлю засунуть дурную голову?»
И вот приезжает к нему Жора Подвольский, однополчанин Руслана. Приехал, посмотрел на бедолагу, зубами заскрипел.