Она наградила его немного жалостливым взглядом, что вызвало у него сильное раздражение, потому что он никогда не думал, что его будет жалеть Пенелопа Физеренгтон.
– Если ты думаешь, - сказал он, чувствуя, как его спинной хребет напрягся, - Что я собираюсь позволить тебе избежать танца со мной сейчас, то ты точно сбрендила.
– Ты не должен танцевать со мной, лишь для того, чтобы доказать, что ты не возражаешь против танца со мной, - сказала она.
– Я хочу танцевать с тобой, - почти прорычал он.
– Очень хорошо, - сказала она, после смехотворно долгой паузы, - Было бы довольно грубо с моей стороны отказать тебе.
– Было весьма грубо с твоей стороны сомневаться в моих намерениях, - сказал он, беря ее за руку, - Но я прощаю тебя, если ты сможешь простить саму себя.
Она споткнулась, что заставило его улыбнуться.
– Я думаю, я смогу справиться с этим, - прошипела она.
– Превосходно, - он наградил ее мягкой улыбкой.
– Да, мне ненавистна мысль, что тебе придется жить с чувством вины.
В этот момент заиграла музыка, и Пенелопа, держа его за руку, сделала реверанс, и они начали танцевать менуэт. Было довольно трудно разговаривать во время этого танца, что дало Пенелопе возможность отдышаться и собраться с мыслями.
Возможно, она была чересчур груба с Колином.
Она не должна была наказывать его за то, что он пригласил ее на танец, тем более, правда заключалась в том, что все танцы, которые она танцевала с ним, были ее наиболее лелеемыми воспоминаниями. Какая разница, что он танцевал их всего лишь из жалости? В конце концов, было бы гораздо хуже, если бы он вообще никогда не приглашал ее на танец.
Она скорчила гримаску. Хуже всего, значит ли это, что ей придется принести ему свои извинения?
– Что-то не так с тем эклером? - спросил Колин, когда в следующий раз они приблизились к друг другу в танце.
Прошло добрых десять секунд перед тем, как они снова приблизились к друг другу, что позволило ей переспросить:
– Прошу прощения?
– Ты выглядишь так, словно проглотила, что-то мерзкое, - сказал он довольно громко, видно теряя терпение из-за того, что па танца не дают им толком поговорить.
Несколько человек посмотрели на них, затем осторожно отошли подальше, словно Пенелопа могла оказаться больной, и заразить их инфекцией прямо здесь в танцевальном зале.
– Тебе что, необходимо об этом орать на весь мир, - прошипела Пенелопа.
– Знаешь, - глубокомысленно начал он, склоняясь в любезном поклоне, поскольку музыка уже заканчивала играть, - Это был самый громкий шепот, который я когда-либо слышал.
Он был невыносим. Но Пенелопа не собиралась ему об этом говорить, поскольку это прозвучит совсем как в плохом любовном романе. Она как раз прочитала один на днях, в котором героиня использовала это слово (или его синонимы) почти на каждой странице.
– Благодарю за танец, - сказала Пенелопа, как только они достигли периметра комнаты.
Она почти добавила: “Ты можешь сейчас пойти к своей матери и сказать ей, что ты полностью выполнил все свои обязательства”, но тут же пожалела о своем импульсе. Колин не сделал ничего такого, что могло заслуживать такого сарказма. Не его вина была в том, что мужчины танцуют с ней только под давлением со стороны своих матерей. По крайней мере, он всегда улыбался и смеялся во время выполнения своих обязанностей, что нельзя было сказать об остальных мужчинах. Он вежливо кивнул ей и тоже произнес слова благодарности.
Они только успели остановиться, и тут услышали громкий женский голос, который буквально пролаял:
– Мистер Бриджертон!
Они оба застыли. Этот голос они оба очень хорошо знали. Этот голос знали все.
– Спаси меня, - простонал Колин.
Пенелопа оглянулась через плечо чтобы увидеть печально известную леди Данбери, пробирающуюся к ним через толпу. Пенелопа невольно вздрогнула, когда вездесущая трость леди Данбери приземлилась на ногу какой-то несчастной юной леди.
– Может быть, она имела в виду какого-нибудь другого мистера Бриджертона? - предположила Пенелопа. - Вас ведь довольно много, и это возможно.
– Я дам тебе десять фунтов, если ты сейчас меня не оставишь, - резко сказал Колин.
Пенелопа выпустила воздух.
– Не будь глупым, я -
– Двадцать.
– Идет, - сказала она с улыбкой, не потому что ей нужны были деньги, а скорее всего потому, что ей было до странности приятно вымогать их у Колина.
– Леди Данбери! - позвала она, направляясь к старой леди. - Как приятно видеть вас здесь.
– Никто, находясь в здравом уме, не может считать, будто ему приятно видеть меня, - резко сказала она, - Кроме, возможно, моего племянника, и то половину времени я и в нем не совсем уверена. Но я все равно благодарю вас за эту милую ложь.
Колин ничего не сказал. Но она все равно направилась в его сторону и легонько стукнула своей тростью по его ноге.
– Хороший выбор - танцевать с ней, - сказала леди Данбери, - Она мне всегда нравилась. Больше мозгов, чем у всех оставшихся членов ее семьи вместе взятых.
Пенелопа открыла рот, чтобы защитить, по крайней мере, свою младшую сестру, когда леди Данбери выдала: - Ха!
И после секундной паузы, добавила: - Должна сказать вам, что мне никто не смеет противоречить.
– Я всегда рад вас видеть, леди Данбери, - сказал Колин, улыбаясь ей улыбкой, которой чаще всего награждают оперных певичек.
– Ишь, какой бойкий, - сказала леди Данбери Пенелопе, - Смотри, не упусти его.
– Мне вряд ли это удастся, - ответила Пенелопа, - Он большую часть времени проводит вне нашей страны.