– Почему ты затрудняешь мне возможность извиниться? - вспыхнула она, наступая ему на пятки, когда он пересекал комнату, чтобы собрать остальные свои вещи.
– А почему, скажите, пожалуйста, я должен облегчить тебе это? - в ответ сказал он.
Он даже не обернулся посмотреть на нее, когда говорил. Он даже не замедлил шаг.
– Поскольку это была бы очень приятная вещь, - прошипела она.
Это привлекло его внимание. Он резко развернулся на месте, его глаза с такой яростью посмотрели на нее, что Пенелопа от неожиданности сделала шаг назад. Колин был очень хорошим и отходчивым человеком, он никогда не выходил из себя.
До сего момента.
– Поскольку это была бы очень приятная вещь? - прогремел он. - Вот, что ты думала, читая мой дневник? Довольно неплохо - прочитать чьи-нибудь личные записи?
– Нет, Колин, я -
– Тебе нечего сказать, - злобно проговорил он, тыкая ее в плечо указательным пальцем.
– Колин! Ты -
Он отвернулся от нее, чтобы собрать свои принадлежности, грубо показывая спину, в то время, как он говорил с ней. - Ничто не может оправдать твое поведение!
– Нет, конечно, нет, но -
– Ой!
Пенелопа почувствовала, как кровь отлила от ее лица. В вопле Колина слышалась настоящая боль. Его имя сбежало с ее губ паническим шепотом, и, сорвавшись с места, она помчалась к нему.
– Что - О, Господи!
Кровь лилась из раны на его ладони.
Никогда да этого, не говорящая членораздельно в кризисной ситуации, Пенелопа сумела выкрикнуть:
– Ой! Ой! Ковер! - перед прыжком вперед с листами писчей бумаги, которую она умудрилась схватить со стола и подставить под его руку, прежде, чем мог быть испорчен такой прекрасный ковер.
– Довольно заботливая сиделка, - нетвердым голосом пробормотал Колин.
– Но, ты-то, не собираешься умирать, - объяснила она, - А ковер -
– Все верно, - успокоил он ее, - Я просто пытался пошутить.
Пенелопа посмотрела на его лицо. Черты лица, особенно линии у рта заметно напряглись, и он выглядел бледным.
– Я думаю, тебе лучше сесть, - сказала она.
Он мрачно кивнул, и тяжело опустился в кресло.
Желудок Пенелопы дернулся, и она почувствовала тошноту. Она всегда ужасно себя чувствовала при виде крови.
– Возможно, мне тоже стоит сесть, - пробормотала она, почти падая на небольшой стул напротив него.
– С тобой все в порядке? - спросил он.
Она кивнула, сглотнув и снова почувствовав небольшой прилив тошноты.
– Нам надо найти что-нибудь, чем можно будет перевязать твою рану, - произнесла она, немного гримасничая, поскольку в этот момент она посмотрела на свое смехотворное приспособление.
Бумага была не впитывающая, и кровь просто скользила по ее поверхности, в то время как Пенелопа отчаянно пыталась помешать ее капанью на ковер.
– У меня есть носовой платок, - сказал он.
Она осторожно опустила лист бумаги вниз, и достала носовой платок из его нагрудного кармана, стараясь, не обращать внимание на теплое биение его сердца, пока ее пальцы возились в его кармане его одежды.
– Больно? - спросила она, обернув его руку платком. - Нет, не отвечай. Конечно, это больно.
Он слабо улыбнулся ей: - Это больно.
Она посмотрела на сильный порез, заставляя себя смотреть на это, хотя из-за этого ее желудок мог вот-вот взбунтоваться.
– Я не думаю, что необходимо будет зашивать твою рану.
– Ты так много знаешь о ранах?
Она покачала головой.
– Ничего. Но твоя рана не выглядит очень опасной. Если бы не…ах, вся эта кровь.
– Чувствуется это гораздо хуже, чем выглядит, - пошутил он.
Ее глаза уставились на его лицо в ужасе.
– Еще одна шутка, - заверил он ее, - Ладно, это неправда. Это, действительно, чувствуется хуже, чем выглядит, но уверяю тебя, это терпимо.
– Я сожалею, - сказала она, увеличивая давление на руку, чтобы остановить кровь. - Это моя вина.
– То, что я чуть было, не отрезал себе руку?
– Если бы ты не был так сердит…
Он лишь покачал головой, на некоторое время, закрыв глаза, чтобы справиться с болью.
– Не глупи, Пенелопа. Если бы я не рассердился на тебя, я с таким же успехом мог рассердиться на кого-нибудь другого.
– И ты бы, конечно, снова оставил свои записи открытыми, - пробормотала она, смотря на него через ресницы, поскольку она низко склонилась над его рукой.
Когда его глаза встретились с ее, они были заполнены юмором, и возможно, некоторой долей восхищения.
И кое- чем еще, что она не ожидала увидеть -уязвимостью, колебанием и даже какой-то боязнью. Он не понимает, как хорошо он может писать, поняла она с изумлением. Он понятия не имеет, как она отнеслась к его записям, и фактически, он смущен из-за того, что она читала его дневник.
– Колин, - сказала Пенелопа, инстинктивно сильнее нажимая на его рану, поскольку она еще больше наклонилась, - Я должна сказать тебе, ты -
Она замолчала, услышав четкие, даже довольно громкие звуки шагов, приближающихся по коридору.
– Это должно быть Викхэм, - сказала она, выжидательно глядя на дверь, - Он настоял на том, что принесет мне небольшой завтрак. - Ты сможешь удержать платок на ране?
Колин кивнул.
– Я не хочу, чтобы он знал, что я поранил сам себя. Он скажет матери, и мне будут бесконечно напоминать об этом.
– Ладно, тогда, - она встала, и, взяв дневник, бросила его Колину. - Притворись, что ты читаешь его.
Колин лишь успел открыть дневник и положить его сверху на пораненную руку, как открылась дверь, и вошел дворецкий с большим подносом.
– Викхэм! - воскликнула Пенелопа, вскакивая на ноги, и поворачиваясь к нему лицом, словно она не знала, что он сейчас войдет. - Как всегда, ты принес мне гораздо больше, чем я смогу съесть. К счастью, мистер Бриджертон составит мне компанию. Я уверена, что с его помощью, я сумею воздать должное вашей пище.