Колин улыбнулся, непонятно почему чувствуя себя очень довольным от ее слов.
– Ох! И я не хочу забыть - там была еще одна блестящая вещь, которую я хотела бы упомянуть.
Сейчас он знал, что улыбается, как идиот, и не может ничего с собой поделать. Блестяще, блестяще, блестяще.
Пенелопа наклонилась к нему и сказала:
– Ты также показываешь читателю, как ты сам относишься к этому месту, и как оно затрагивает и влияет на тебя. Это становиться гораздо большим, чем простое описание, потому что мы видим, как ты сам реагируешь на это место
Колин знал, что и так поймал большущий комплимент, но не удержался и спросил:
– Что ты хочешь этим сказать?
– Ну, если ты смотришь… Можно я посмотрю в дневнике, чтобы освежить свою память?
– Конечно, - проговорил он, передавая ей в руки свой дневник.
– Подожди, я сейчас найду нужную страницу.
Она принялась листать дневник, просматривая его записи, пока не нашла нужный раздел.
– Вот, нашла. В этой части, ты напоминал, что Англия - твой дом.
– Забавно, как путешествие проделывает это с человеком.
– Проделывает это с человеком? - спросила она, широко открывая глаза.
– Заставляет ценить дом, - мягко пояснил он.
Ее глаза, такие серьезные и любознательные, встретились с его зелеными глазами.
– И все же, ты до сих пор любишь путешествовать.
Он кивнул.
– Я ничего не могу с этим поделать. Это как болезнь.
Она засмеялась, и ее смех ему показался очень музыкальным.
– Не будь смешным, - сказала она. - Болезнь вредна. А путешествия питают вашу душу.
Она посмотрела вниз на его руку, осторожно снимая салфетку и проверяя его рану еще раз.
– Выглядит почти зажившей.
– Почти, - согласился он.
По правде, говоря, он давно подозревал, что кровотечение остановилось, но не хотел заканчивать такую беседу. И он знал, что в тот момент, когда она прекратит волноваться о его руке, она уйдет.
Он не думал, что ей хотелось уходить, но так или иначе, он знал, то она уйдет. Она, возможно, думает, что это будет самый правильный поступок, и что он хотел бы, чтобы она побыстрее ушла.
Ничто, не могло быть дальше от истины, понял он, чем это утверждение. И ничто, не могло испугать его больше.
Глава 6
У всех имеются свои секреты.
Особенно у меня.
– Мне жаль, что я не знала, что ты ведешь дневник, - сказала Пенелопа, повторно нажимая на его ладонь.
– Почему?
– Я не уверена, - сказала она, пожимая плечами. - Всегда интересно узнать, что в каком-нибудь человек скрыто намного больше, чем видно невооруженным глазом, ты не думаешь?
Колин несколько минут молчал, затем неожиданно выпалил:
– Тебе, правда, понравилось?
Выражение лица стало немного удивленным.
Он был испуган. Сейчас, он, по общему признанию один из самых популярный и искушенных джентльменов высшего света, превратился в робкого школьника, зависящего от каждого слова Пенелопы Физеренгтон, успокаиваясь лишь после ее похвалы.
О, Господи, он зависел от Пенелопы Физеренгтон.
Не то, чтобы что-то было не так с Пенелопой, поспешил он себе напомнить. Просто она была…ну, хорошо…она была Пенелопой.
– Конечно, мне понравилось, - произнесла она с мягкой улыбкой, - Я только что, тебе закончила тебе это говорить.
– А что было первой вещью, поразившей тебе, при чтении дневника? - спросил он, решив, то теперь он мог бы выглядеть законченным дураком, ведь он и так уже наполовину идиот, раз решился спрашивать ее.
Она озорно улыбнулась.
– Вообще-то первой вещью, поразившей меня, что твоя манера написания слов была гораздо более опрятной, чем я могла предположить.
Он нахмурился.
– Что ты имеешь в виду?
– Мне трудно представить тебя, склоняющимся над партой, и совершающим такие точные движения, выписывая закорючки - ответила она, напрягая губы, чтобы скрыть улыбку.
Даже если до этого не было причины для справедливого негодования, то теперь она точно появилась.
– Я хочу, чтобы ты знала, я много времени провел в классной комнате, склоняясь над партой и выписывая эти закорючки, как ты выразилась.
– Я в этом уверена.
– Хм-пх.
Она склонила голову вниз, стараясь не улыбнуться.
– Мои закорючки были довольно неплохие, - добавил он.
Сейчас это была просто игра, так или иначе, было забавно играть роль рассерженного школьника.
– Безусловно, - ответила она, - Мне они особенно понравились. Очень хорошо сделаны. Весьма неплохие… закорючки для вас.
– В самом деле?
Она постаралась сохранить серьезное выражение лица: - В самом деле.
Его пристальный взгляд скользнул по ней, и на мгновение, он почувствовал в себя непонятную робость.
– Я рад, что тебе понравилось чтение моего дневника, - произнес он.
– Это было чудесно, - сказала она, мягким далеким голосом. - Очень чудесно и… - смотря вдаль, она немного покраснела. - Ты можешь подумать, что я глупая.
– Никогда, - пообещал он.
– Ладно, одной из причин, почему я наслаждалась эти чтением, это потому, то у меня возникло чувство, будто ты испытывал наслаждение, записывая это.
Колин долго молчал. Не было никогда такого, чтобы он наслаждался своим письмом, это было нечто такое, что он просто делал.
Он писал, потому что не мог вообразить себя, не делающим это. Как мог он путешествовать по чужим землям, и не сохранить записей всего того, что он увидел, что он узнал, и наверно, самое важное, что он почувствовал?
Но сейчас, словно вернувшись назад во времени, он понял, что он каждый раз ощущал некое чувство удовлетворения всякий раз, когда он записывал фразу, по его мнению, точную, а предложение особенно верное.