– Здесь есть два превосходных места на краю последнего ряда, - прошипела Фелиция ей в ухо.
– Уже слишком поздно менять места, - ответила Пенелопа, усаживаясь на стуле, не намного лучшем, чем музыка в этом доме.
– Господи, помоги мне, - простонала Фелиция.
Пенелопа достала свою программку и начала ее пролистывать.
– Если бы мы не сели здесь, кто-нибудь другой мог сесть, - сказала она.
– Это было мое заветное желание!
Пенелопа наклонилась так, что только ее сестра могла слышать ее шепот:
– На нас можно рассчитывать, что мы будет вежливо улыбаться. Представь себе, ели бы кто-нибудь, подобный Крессиде Туомбли сядет здесь, и будет хихикать, и насмехаться все представление.
– Я не думаю, что Крессида Туомбли может оказаться здесь.
Пенелопа проигнорировала ее заявление.
– Последнее, что им нужно, так это, чтобы кто-либо здесь уселся, прямо перед ними, и делал недобрые и язвительные замечания. Бедные девочки точно будут сильно уязвлены.
– Они все равно будут уязвлены, так или иначе, - проворчала Фелиция.
– Нет, они не будут, - сказала Пенелопа, - По крайней мере, вон та, вон та, и вон та не будут уязвлены, - проговорила она, указывая на две скрипки и фортепиано, - Но вон та, девушка, - она осторожно показала на девушку, сидящую с виолончелью, - уже несчастна. Самое малое, что мы можем для них сделать, так это не позволить кому-нибудь ехидному и жестокому сесть здесь.
– Ну, она все равно будет распотрошена на этой неделе леди Уислдаун, - проговорила Фелиция.
Пенелопа открыла рот, чтобы что-нибудь сказать в ответ, но в это мгновение осознала, что человеком, который только что уселся рядом с ней с другой стороны, была Элоиза.
– Элоиза, - сказала Пенелопа с очевидным восхищением, - Я думала, ты планировала остаться дома.
Элоиза состроила гримаску, ее кожа явно побледнела и немного позеленела. - Я не могу объяснить, но, кажется, я не могу убраться от сюда. Это похоже на дорожное происшествие. Ты просто не можешь не смотреть.
– Или слушать, - сказала Фелиция, - В зависимости от обстоятельств.
Пенелопа улыбнулась. Она не могла ничем помочь.
– Я слышала, вы говорил о леди Уислдаун, когда я пришла? - спросила Элоиза.
– Я говорила Пенелопе, - пояснила Фелиция, наклоняясь довольно неизящно через свою сестру, чтобы поговорить с Элоизой, - Что эти девушки буду выпотрошены леди Уислдаун на этой неделе.
– Я не знаю, - глубокомысленно произнесла Элоиза, - Она не издевается каждый год над бедными девочками Смитти-Смит. Я не знаю почему.
– Зато я знаю почему, - фыркнул голос сзади.
Элоиза, Пенелопа и Фелиция развернулись, как по команде, на своих местах, затем резко отпрянули назад, поскольку трость леди Данбери появилась в опасной близости от их лиц.
– Леди Данбери! - воскликнула Пенелопа, неспособная сопротивляться желанию, коснуться своего носа, чтобы проверить все ли на месте.
– Я вычислила характер леди Уислдаун, - сказала леди Данбери.
– Вы вычислили? - переспросила Фелиция.
– Она слишком мягка, - продолжала старая леди, - Видите, вон ту, - она ткнула своей тростью в направлении виолончелистки, по пути почти ткнув Элоизе в ухо. - Прямо там?
– Да, - ответила Элоиза, потирая ухо, - Хотя я уже не думаю, что способна услышать ее.
– Это для тебя благословение, - сказала леди Данбери, прежде чем вернуться к объекту ее размышлений, - Ты можешь поблагодарить меня позже.
– Вы хотели что-то сказать о виолончелистке? - быстро спросила Пенелопа, прежде чем Элоиза огрызнется на леди Данбери, и скажет что-нибудь совсем неподходящее.
– Конечно. Я хотела. Посмотрите на нее, - сказала леди Данбери, - Она несчастна. И такой она и должна быть. Она явно единственная из них, кто понимает, насколько ужасно они играют. Другие вообще явно не имеют музыкального слуха.
Пенелопа посмотрела довольно самодовольно на свою сестру.
– Запомните мои слова, - сказала леди Данбери, - Леди Уислдаун ничего не скажет об этом музыкальном вечере. Она не захочет повредить чувства этой девушки.
– Но остальные девушки -
Элоиза, Пенелопа и Фелиция резко отклонились назад, поскольку в этот момент трость начала покачиваться.
– Чушь. Она может совсем не беспокоится насчет остальных девушек.
– Очень интересная теория, - проговорила Пенелопа.
Леди Данбери опустилась на свое место с довольным видом.
– Да, это так. Разве вы так не думаете?
Пенелопа кивнула.
– Я думаю, вы правы.
– Хм-пх. Я обычно всегда права.
Все еще сидя повернувшись на своем кресле, Пенелопа сначала обернулась к Фелиции, затем к Элоизе, и сказала:
– Вот почему я хожу каждый год, год за годом, на музыкальные вечера Смитти-Смит.
– Чтобы увидеть леди Данбери? - спросила Элоиза в замешательстве.
– Нет. Потому что есть девушки, такие как она, - Пенелопа указала на виолончелистку, - Потому что я совершенно точно знаю, как она себя чувствует.
– Не глупи, Пенелопа, - произнесла Фелиция, - Ты никогда не играла на фортепиано на публике, но даже если бы ты играла, ты все равно довольно неплохо играешь, и тебе не о чем волноваться.
Пенелопа повернулась к своей сестре.
– Я совсем не о музыке, Фелиция.
Затем случилась самая странная вещь с леди Данбери. Ее лицо изменилось. Изменилось полностью. Ее глаза стали туманными и задумчивыми. А ее губы, сжатые обычно в саркастической улыбке, расслабились.
– Я была точно такой же девушкой, как вы, мисс Физеренгтон, - сказала она так тихо, что Элоиза и Фелиция были вынуждены наклониться вперед, чтобы разобрать ее голос.
Элоиза с фразой: - Прошу прощения?