(lady Dan-burry, Dan - устар. сударыня; burry - грубый, колючий, - прим переводчика)
Леди Данбери улыбнулась. Хорошо, возможно, это было не улыбка, но ее губы сделали какое-то непонятно движение.
– Я воспринимаю это, как комплимент, - проговорила она, - И поэтому позволяю тебе так со мной разговаривать.
Колин наблюдал безвыходное положение с интересом - и с растущей долей тревоги - когда леди Данбери неожиданно повернулась к Пенелопе, которая тоже поднялась на ноги вслед за леди Данбери:
– Что, вы об этом думаете, мисс Физеренгтон? - вежливо спросила леди Данбери.
Пенелопа вздрогнула от неожиданности, и попыталась что-нибудь сказать:
– Что… Я… Прошу прощения?
– Что ты думаешь? - настаивала леди Данбери, - Является ли леди Туомбли и в самом деле леди Уислдаун.
– Я… Я-я не уверена…Не знаю.
– Ох, полноте, мисс Физеренгтон, - леди Данбери уперла руки в бока, и посмотрела на Пенелопу с выражением, граничившим с раздражением. - Конечно, у тебя есть собственное мнение по этому вопросу.
Колин почувствовал, как сделал быстрый шаг вперед. Леди Данбери не имела права обращаться с Пенелопой в такой манере. И, кроме того, ему не понравилось выражение лица Пенелопы. Она выглядела попавшей в ловушку, словно лиса, загнанная на охоте, ее глаза посмотрели на него с паникой, которую он никогда прежде у нее не видел.
Он видел Пенелопу, испытывающую неловкость, он видел Пенелопу, испытывающую страдание и боль, но никогда не видел ее, по-настоящему, в панике. И затем, ему пришло в голову - она испытывает крайне неприятное чувство, когда находиться в центре внимания. Она могла дразнить и шутить над своим статусом девочки, не пользующей успехом и старой девы, и вероятно, ей хотелось бы немного больше внимания со стороны общества, но такое внимание… когда каждый уставился на нее и ждет ее слов.
Она была несчастна.
– Мисс Физеренгтон, - сказал Колин, мягко пододвигаясь к ней, - Вы выглядите уставшей. - Не хотите ли, чтобы я отвез вас домой?
– Да, - ответила она, но тут случилось нечто странное.
Она изменилась. Он не знал, как это описать. Она просто изменилась. Здесь, на балу у Максфилдов, рядом с ним, Пенелопа Физеренгтон стала кем-то еще.
Ее спина выпрямилась, и он мог поклясться, что от нее начал исходит какой-то странный жар, и она поспешно провговорила:
– Нет-нет, у меня еще есть что сказать.
Леди Данбери улыбнулась. Пенелопа посмотрела прямо на старую графиню, и проговорила:
– Я не думаю, что она леди Уислдаун. Я думаю, она лжет.
Колин инстинктивно ткнул Пенелопу в бок, но это не помогло. Крессида выглядела так, словно у нее в горле что-то застряло.
– Мне всегда нравилась леди Уислдаун, - сказала Пенелопа, ее подбородок выдвинулся, а осанка стала по истине королевской.
Она посмотрела прямо в глаза Крессиде Туомбли и добавила:
– Это просто разобьет мое сердце, если она окажется женщиной, подобной леди Туомбли.
Колин схватил Пенелопу за руку, и ободряюще пожал. Он не мог ничего с собой поделать.
– Хорошо сказано, мисс Физеренгтон! - воскликнула леди Данбери, делая жест восхищения. - Это именно то, что я думала, но не могла подобрать слова.
Она повернулась к Колину.
– Она очень умна, знаете ли.
– Я знаю, - ответил он, и странное чувство гордости заполнило его до краев.
– Большинство людей просто не замечают этого, - сказала леди Данбери, поворачивая голову так, чтобы ее слова были слышны - и не только ему одному - Колину.
– Я знаю, - пробормотал он, - И я замечаю.
Он улыбнулся поведению леди Данбери, явно уже вызвавшему злость у Крессиды, которая не любила, чтобы ее игнорировали.
– Я не должна быть оскорблена этой…этой мисс Никто! - кипятилась Крессида.
Она с яростью повернулась к Пенелопе и прошипела:
– Я требую извинений.
Пенелопа лишь медленно кивнула и сказала:
– Это твое право.
И больше она ничего не сказала.
Колин буквально физически ощутил, как его губы раздвигаются в широкой улыбе.
Крессида явно что-то хотела сказать (возможно, совершить акт насилия прямо здесь), но она сдержалась, и лишь резко отвернулась, по-видимому, сообразив, что Пенелопа среди друзей. Она была известна своей уравновешенностью, поэтому Колин не удивился тому, что она сдержалась, и, повернувшись к леди Данбери, проговорила:
– Что вы планируете сделать с этой тысячей фунтов?
Леди Данбери долго смотрела на нее, затем повернулась к Колину - о, Господи, последняя вещь, которую он хотел сделать, это быть вовлеченным в этот конфликт - и спросила:
– А вы, что думаете, мистер Бриджертон? Говорит ли наша леди Туомбли правду?
Колин церемониально ей улыбнулся.
– Вы, должно быть, сошли с ума, если думаете, что я выскажу свое мнение и влез в ваш спор.
– Вы, удивительно умный человек, мистер Бриджертон, - одобрительно сказала леди Данбери.
Он скромно кивнул, затем разрушил весь эффект, словами: - Я горжусь этим.
Но, черт подери, не каждый день, леди Данбери называла мужчину умным. Большинство ее разнообразных и многочисленных прилагательных имели в основном отрицательный смысл.
Крессида даже не собиралась пытаться кокетничать с ним; поскольку, думал Колин, она была не глупа, это могло означать, что после более дюжины лет в обществе, она поняла что он ее недолюбливает, и конечно, не станет жертвой ее обаяния. Вместо этого, она смотрела прямо на леди Данбери, и старалась говорить медленно и спокойно:
– И что же мы будем делать в этом случае, миледи?
Губы леди Данбери, плотно сжатые до этого момента, скривились в гримаску, и она сказала:
– Мне нужны доказательства.