Пенелопа сунула уколотый палец в рот и пососала его, хотя и знала, что делать так, значит выглядеть безнадежно неотесанной в глазах матери. Но ей просто необходимо было чем-нибудь занять свой рот, не то она точно выскажет что-то ужасное и жутко злобное.
Но все, о чем говорила ее мать, было правдой. На многих свадьбах людей из высшего света — наверно даже можно сказать на большинстве таких свадеб — было видно, что жених на дюжину, а то и более лет был старше невесты. Но все же, разница в возрасте между Колином и Филицией казалась гораздо больше, возможно, потому…
Она не смогла убрать с лица отвращение:
— Она ему как сестра. Как младшая сестренка.
— Неужели, Пенелопа. Я вот твердо уверена в —
— Это почти, как инцест, — тихо пробормотала Пенелопа.
— Что ты сказала?
Пенелопа принялась снова за свое рукоделие. — Ничего.
— Нет, я просто уверена, ты что-то сказала.
Пенелопа покачала головой.
— Я прочищала горло. Возможно, тебе послышалось —.
— Я слышала, как ты что-то пробормотала. Я уверена в этом!
Пенелопа застонала. Предстоящая жизнь вырисовалась перед ней в жутко утомительном свете.
— Мама, — проговорила Пенелопа с благочестивым смирением, если не святой, то, по крайней мере, очень набожной монахини, — Фелиция почти помолвлена с мистером Олбэнсдейлом.
Порция начала в возбуждении потирать руки.
— Она не может быть помолвлена с ним, если есть шанс поймать Колина Бриджертона.
— Фелиция, скорее умрет, чем будет преследовать мистера Бриджертона.
— Ох, ну конечно, нет. Фелиция умная девушка. А всякая нормальная девушка, как только посмотрит на Колина Бриджертона, тут же поймет, что это лучшая добыча.
— Но Фелиция любит мистера Олбэнсдейла!
Порция тяжело уселась в свое, оббитое мягкой материей, кресло. — Вот в чем дело.
— И, — Пенелопа продолжила с большим воодушевлением, — Мистер Олбэнсдейл наследует довольно приличное состояние.
Порция задумчиво постучала пальцем по щеке.
— Верно…Нет! — резко сказала она, — его состояние сопоставимо лишь с частью средств Бриджертона, правда, я думаю, не следует пренебрегать им.
Пенелопа знала, что сейчас самое время заканчивать разговор, но не могла не сказать последнее слово.
— По правде, говоря, мама, он отличная партия для Фелиции. Мы должны радоваться за нее.
— Знаю, знаю, — проворчала Порция. — Это так, но я так хочу, чтобы одна из моих дочерей вышла замуж за Бриджертона. Какая была бы удача! Я бы стала на целые недели единственным предметом разговора всего Лондона. А может быть и на годы…
Пенелопа сильно воткнула иголку в подушечку для игл. Это был довольно глупый способ выпускать пар, но в противном случае она бы вскочила на ноги и завопила: “А как же я?!”
Выходит, Порция считала, что как только Фелиция выйдет замуж, все ее надежды на соединение с Бриджертонами погибнут. Но ведь Пенелопа до сих пор не замужем — неужели это не имеет никакого значения?!
Неужели для нее было слишком нескромно желать, чтобы мать думала о ней с такой же гордостью, которую она чувствовала по отношению к другим трем ее дочерям. Пенелопа знала, что Колин никогда не выберет ее в качестве своей невесты, но должна же мать быть хоть немножечко слепа к недостаткам ее родных дочерей. Для Пенелопы было очевидно, что ни у Прюденс, ни у Филиппы, ни даже у Фелиции никогда не было никаких шансов породниться с Бриджертонами. Почему же ее мать думает, что их обаяние настолько сильно превосходит обаяние Пенелопы?
Ну ладно, Пенелопа вынуждена была согласиться с тем, что Фелиция наслаждается своей популярностью, которая уже давно превысила популярность всех трех ее старших сестер вместе взятых. Ни Прюденс, ни Филиппу никогда не называли мисс Несравненность. Они так же, как и сама Пенелопа чаще всего подпирали стены бальных залов.
Хотя, конечно, сейчас они обе уже замужем. Пенелопа не могла связывать свою жизнь любым человеком, но ее сестры, по крайней мере, были женами. К счастью, мысли Порции перенеслись на более зеленые пастбища.
— Я должна навестить Вайолет, — произнесла Порция. — Она, должно быть, вздохнула с облегчением от того, что Колин наконец-то вернулся домой.
— Я уверена, леди Бриджертон будет рада тебя видеть, — сказала Пенелопа.
— Бедная женщина, — сказала Порция с драматическим вздохом, — Знаешь, она так волнуется из-за него.
— Да, знаю.
— По правде, говоря, я думаю, для матери невыносимо такое ожидание. Он шатается, один Бог знает где, по разным странам с непонятными религиями —
— Я уверена, они в Греции исповедуют Христианство, — проговорила Пенелопа, снова опустив глаза к своему рукоделию.
— Не дерзи, Пенелопа Анна Физеренгтон, они Католики! — Порцию в дрожь бросило на этом слове.
— Они совсем не католики, — возразила Пенелопа, отставляя в сторону свое рукоделие. — Они принадлежат к Греческой Православной церкви.
— Да, но они не принадлежать к англиканской церкви, — сказала с сопением Порция.
— Будучи греками, я очень сомневаюсь, что их сильно волнует, принадлежат они к англиканской церкви или нет.
Глаза Порции неодобрительно прищурились.
— Кстати, откуда ты узнала о греческой религии? Нет, не говори мне, — драматически произнесла она, — Ты должно быть где-то прочитала об этом.
Пенелопа только заморгала и попыталась придумать подходящий ответ.
— Мне бы хотелось, чтобы ты поменьше читала, — вздохнула Порция, — Я бы, возможно, давно бы отдала тебя замуж, если бы ты больше внимания обращала на светские добродетели, и меньше…гораздо меньше на…
Пенелопа просто обязана была переспросить.
— Меньше на что?
— Я даже не знаю. О чем ты думаешь, когда уставишься глазами в пространство и витаешь в облаках все дни напролет?
— Я просто думаю, — тихо ответила Пенелопа. — Иногда мне нравиться остановиться и подумать.
— Остановить что? — хотела знать Порция.
Пенелопа не смогла не улыбнуться. Сам вопрос Порции, казалось, воплощал в себе все то, что отличало мать от дочери.
— Ничего, мама, — сказала Пенелопа, — Правда, ничего.
Порция выглядела так, словно хотела сказать еще что-то, но передумала. А может, она просто проголодалась. Она схватила бисквит с чайного подноса, и сунула его в рот.
Пенелопа собралась, было взять последний бисквит, но затем, решила оставить его матери. Пусть лучше материнский рот будет подольше занят. Меньше всего ей хотелось сейчас беседовать о Бриджертоне.
— Колин вернулся!
Пенелопа оторвала взгляд от книги — Краткая история Греции — чтобы увидеть Элоизу Бриджертон, врывающуюся к ней в комнату. Как обычно, об Элоизе не доложили. Дворецкий Физеренгтонов так часто ее видел в доме, что уже стал воспринимать, как члена их семьи.
— Неужели? — переспросила Пенелопа, удачно изображая (по ее собственному мнению) довольно реалистическое безразличие. Разумеется, она успела засунуть историю Греции под Матильду, роман Филдинга, бывший довольно популярным в прошлом году. Практически у всех этот роман стоял на туалетном столике. К тому же роман было достаточно толст, чтобы закрыть Краткую историю.
Элоиза села за письменный стол Пенелопы.
— Это так, и он ужасно загорел. Думаю, он все время был на солнце.
— Он был Греции, не так ли?
Элоиза покачала головой.
— Он сказал, что война все ухудшила, и находиться сейчас, там стало очень опасно. Вместо Греции, он поехал на Кипр.
— Ну, ну, — сказала Пенелопа с улыбкой, — Леди Уислдаун все-таки ошиблась.
Элоиза улыбнулась дерзкой улыбкой Бриджертонов, и снова Пенелопа подумала, как удачно, что у нее есть такая близкая подруга, как Элоиза. Она и Элоиза были неразлучны, с тех самых пор, как им стало по семнадцать. Они вместе проводили лондонские Сезоны, вместе взрослели, и к ужасу их матерей, вместе стали старыми девами.