— Как любой человек узнает что, Колин? — повторила вопрос Дафна.
Он резко повернулся, и позволил словам вырваться на свободу.
— Как ты узнала, что это любовь?
На мгновение, она лишь уставилась на него своими большими карими глазами, широко открытыми от изумления, губы ее приоткрылись.
— Забудь, что я сказал, — пробормотал он.
— Нет! — воскликнула она, вскакивая на ноги. — Я рада, что ты спросил. Очень рада. Я просто … немного удивлена.
Он прикрыл глаза, чувствуя отвращение к самому себе.
— Я не верю, что я только что мог это спросить.
— Нет, Колин, не будь глупым. Мне, по-настоящему, довольно … приятно, что ты спросил это. И я даже не могу начать говорить, не сказав, как мне лестно, что ты пришел с таким вопросом ко мне, когда —
— Дафна … — предостерегающе произнес он.
У нее была привычка уходить от темы, а он сейчас был не в том состоянии, чтобы выслушивать все ее блуждающие мысли.
Импульсивно, она подошла и обняла его; затем, положив руки ему на плечи, она ответила:
— Я не знаю.
— Прошу прощения?
Она несильно покачала головой.
— Я не знаю, как узнать любовь это у тебя или нет. Я думаю, у каждого по-разному.
— Как ты узнала?
Она задумчиво пожевала свою нижнюю губку несколько секунд, прежде чем ответить.
— Я не знаю.
— Что?!
Она беспомощно пожала плечами.
— Я не помню. Это было так давно. Я просто … знала.
— Таким образом, ты хочешь сказать, — проговорил он, наклоняясь к окну, и скрещивая руки на груди, — Что если человек не знает, любит он или нет, то вероятнее всего, он не любит.
— Да, — сказала она, — То есть, нет! Нет, это совсем не то, что я хотела сказать.
— Что же ты тогда хотела сказать?
— Я не знаю, — беспомощно ответила она.
Он уставился на нее.
— И как долго, ты замужем? — спросил он.
— Колин, не дразни. Я пыталась быть тебе полезной.
— И я благодарен тебе за попытку, но, по правде говоря, Дафна, ты —
— Я знаю, знаю, — перебила она его. — Я бесполезна. Но выслушай меня. Тебе нравится Пенелопа?
Неожиданно, она в ужасе задохнулась, и посмотрела на него.
— Мы разговаривали только что именно о Пенелопе?
— Конечно, о ней, — нетерпеливо пробормотал он.
Она облегчено вздохнула. — Хорошо, потому что если бы оказалось, что мы разговаривали не о Пенелопе, тогда уверяю тебя, у меня не было бы для тебя никаких советов.
— Я пойду, — довольно резко сказал он.
— Нет, не уходи, — попросила она, схватив его за руку, — Останься, Колин, пожалуйста.
Он посмотрел на нее и тяжко вздохнул, чувствуя себя побежденным: — Я чувствую себя полной задницей.
— Колин, — проговорила она, подводя к софе, и толкая, чтобы он сел на нее, — Выслушай меня. Любовь растет и изменяется день ото дня. Это не похоже на удар молнии, мгновенно превращающий тебя в другого мужчину. Я знаю, Бенедикт говорил, что у него именно так и было, и это просто чудесно, но знаешь Бенедикт не совсем обычный человек.
Колин хотел было ухватиться за повод и пошутить, но у него просто не было сил для этого.
— У меня было по-другому, — сказала она, — И я не думаю, что это походило на то, что случилось у Саймона, хотя, откровенно говоря, я не думаю, что когда-нибудь смогу спросить у него.
— Ты должна.
Она замолчала, когда с ее языка, уже было готово сорваться какое-то слово, поэтому, в этот момент она сильно походила на удивленную птицу.
— Почему?
Он пожал плечами.
— Таким образом, затем ты сможешь передать его слова мне.
— Что, ты думаешь у мужчин происходит по-другому, чем у женщин? — спросила она.
— Все еще да.
Она скорчила гримаску.
— Я начинаю испытывать довольно большое чувство жалости к Пенелопе.
— Ох, ну конечно, ты должна испытывать жалость, — согласился он, — Из меня выйдет ужасный муж, в этом можно быть уверенным.
— Совсем нет, — сказала она, несильно стукнув его по плечу. — Как ты можешь говорить такое? Ты никогда не должен быть неверным ей.
— Нет, — согласился он.
Он был некоторое время молчалив, затем, когда начал говорить, его голос звучал удивительно тихо:
— Но я могу не любить ее так, как она того заслуживает.
— Но ты можешь все же любить ее так, — она в раздражение, махнула рукой, — Ради Бога, Колин тот факт, что ты сидишь здесь, и спрашиваешь свою сестру о любви, уже говорит о том, что ты прошел больше половины пути до этого.
— Ты так думаешь?
— Даже, если я так не думала, — сказала она, — Я бы все равно сказала бы так.
Она вздохнула.
— Прекрати так усердно думать над этим, Колин. Брак у тебя будет гораздо легче, если ты просто позволишь этому произойти.
Он подозрительно уставился на нее.
— Когда это ты начала философствовать?
— Когда ты пришел ко мне, и ищешь проблемы там, где их нет, — ответила она. — Ты женишься на хорошей женщине. И прекрати так сильно волноваться по этому поводу.
— Я не волнуюсь, — сказал он автоматически, хотя, конечно, он волновался, волновался так, что даже не потрудился защищаться, когда Дафна одарила его чрезвычайно саркастическим взглядом.
Но волновался он не из-за того, что Пенелопа могла быть нехорошей или не той женщиной.
Он был уверен в этом.
И он не волновался о том, будет ли его брак хорошим. Он тоже был в этом уверен.
Нет, он волновался из-за глупых и дурацких вещей. Будет ли он или нет любить ее, не потому, что это было бы концом света, если он полюбит ее (или концом света в том случае, если он не полюбит ее), а просто потому, что он находил довольно тревожным тот факт, что он не знает, что же он чувствует.
— Колин?
Он поднял взгляд на сестру, которая смотрела на него с довольно смущенным выражением лица. Он встал, намериваясь уйти прежде, чем окончательно будет сбит с толку, затем наклонился вниз и поцеловал сестру в щеку.
— Спасибо, — сказал он.
Ее глаза сузились.
— Не могу сказать, то ли ты серьезен, то ли дразнишь меня за то, что я не смогла тебе ничем помочь.
— Ты не смогла мне ничем помочь, — проговорил он, — Но, тем не менее, я искренне говорю, спасибо тебе.
— За мои старания?
— Что-то вроде того.
— Ты сейчас собираешься пойти в Бриджертон-хаус? — спросила она.
— Зачем, чтобы меня мог смутить и сбить с толку уже Энтони?
— Или Бенедикт, — сказала она, — Он тоже там.
В большим семьях, никогда не было недостатка в возможности выставить себя дураком перед родным братом или сестрой.
— Нет, — сказал он, криво улыбнувшись, — Я думаю, я лучше пойду пешком домой.
— Пешком? — откликнулась она.
Он посмотрел в окно.
— Думаешь, пойдет дождь?
— Возьми мой экипаж, Колин, — настаивала она, — И, пожалуйста, подожди сэндвичей. Я уверена, скоро их будут просто горы, и если ты уйдешь прежде, чем они появятся, то я вряд ли съем больше половины, и тогда я сильно расстроюсь на весь оставшийся день.
Он кивнул, и сел обратно на софу, и позже был рад, что остался. Он всегда был неравнодушен к копченому лососю. Фактически, он даже взял несколько кусочков с собой в экипаж, по дороге домой, глядя из окна экипажа, как льет дождь.
Когда Бриджертоны устраивали приемы, они делали это достойно.
Когда же Бриджертоны устраивали обручальный бал … ну, если бы леди Уислдаун все еще писала, потребовалось бы, по крайней мере, три колонки, чтобы полностью описать это событие.
Даже этот бал, устроенный буквально в последнюю минуту (из-за того, что ни леди Бриджертон, ни миссис Физеренгтон не хотели давать возможность своим детям передумать в течение долгого обручения) был легко квалифицирован, как главный бал сезона.
Хотя, большей частью этот бал, иронически подумала Пенелопа, имел мало общего непосредственно с балом, и ничего не мог поделать с продолжающимися предположениями на тему о том, почему Колин Бриджертон выбрал такую женщину, как она, чтобы сделать ее своей женой.