— Я еще смогла бы вынести оскорбление от кого-нибудь другого, — продолжала Крессида, — Но от такой, как ты — ну, в общем, оно не может остаться без ответа.
— Ты должна была дважды подумать, прежде чем решиться оскорбить меня в моем собственном доме, — тихо проговорила Пенелопа.
А затем она добавила, ненавидя себя за то, что прячется за именем своего мужа:
— Я теперь Бриджертон. Я нахожусь под их защитой.
Предупреждение Пенелопы не изменило маску удовлетворения, которая была на красивом лице Крессиды.
— Я думаю, тебе лучше, выслушать то, что я тебе скажу, прежде чем угрожать мне.
Пенелопа знала, она должна выслушать. Лучше узнать то, что стало известно Крессиде, чем закрыть глаза и притвориться, будто ничего этого не было.
— Продолжай, — реплика Пенелопы, была преднамеренно краткой.
— Ты совершила критическую ошибку, — проговорила Крессида, указывая указательным пальцем на Пенелопу, и делая им короткие движения вперед-назад. — Тебе не приходило в голову, что я никогда не забываю оскорбления?
— Что ты пытаешься сказать, Крессида? — Пенелопа хотела, чтобы голос казался сильным и уверенным, но на самом деле он был не громче шепота.
Крессида встала, и медленно пошла по комнате, спиной к Пенелопе, ее бедра слегка покачивались, и ее движения напоминали хищника.
— Посмотри, точно ли я запомнила твои слова, — сказала она, постукивая пальцем по щеке. О, нет-нет, не напоминай мне. Я думаю, это само придет ко мне. О, да, вроде я сейчас припоминаю, — она повернулась к Пенелопе лицом. — Я полагаю, ты сказала, что тебе всегда нравилась леди Уислдаун. А затем — и должна отдать тебе должное, это была незабываемая и запоминающаяся фраза — ты сказала, что это просто разобьет твое сердце, если она окажется женщиной, подобной леди Туомбли, — улыбнулась Крессида, — То есть мной.
Горло Пенелопы пересохло. Ее пальцы задрожали. Ее кожа превратилась в лед.
Потому что она никак не могла вспомнить, что же она сказала тогда, когда оскорбила Крессиду, но совершенно точно помнила то, что написала в той последней финальной колонке, которая была ошибочно распространена на ее обручальном балу. Ту, которая —
Ту, которую бросила на стол Крессида.
Леди и Джентльмены, Ваш автор Не леди Крессида Туомбли. Она — не что иное, как коварный самозванец, и это разбило бы мое сердце, если годы моей трудной работы припишут такой как она.
Пенелопа посмотрела на листок, хотя в этом не было необходимости, она хранила ее в сердце.
— Что ты хочешь эти сказать? — спросила она, даже зная, что ее попытка притвориться, что она не понимает о чем идет речь, была довольно глупа и бесполезна.
— Ты очень умна, Пенелопа Физеренгтон, — сказала Крессида, — Ты прекрасно знаешь, что я знаю.
Пенелопа не отрывала взгляда от инкриминирующего листка бумаги, не способная отвести взгляд от тех роковых слов.
Это разбило бы мое сердце.
Разбило бы мое сердце.
Разбило бы мое сердце.
Разбило бы мое —
— Нечего сказать? — спросила Крессида, даже не глядя ей в лицо, Пенелопа почувствовала ее жестокую и надменную улыбку.
— Никто не поверит тебе, — прошептала Пенелопа.
— Я могу поверить в это, — сказала Крессида, и рассмеялась жестоким смехом, — Ты, очевидно, неплохо скрывалась, и ты гораздо умнее, чем кажешься. Достаточно умная, — добавила Крессида с особым ударением на последнем слове, — Чтобы понять, что как только я зажгу искру такой особенной сплетни, новости распространяться быстрее пожара в лесу.
Пенелопа почувствовала головокружение, очень неприятное головокружение. О, Боже, что она скажет Колину? Как она сможет говорить с ним? Она знала, что должна с ним поговорить, но где ей найти правильные слова?
— Да, никто поначалу не поверит в это, — продолжала Крессида, — Ты права насчет этого. Но затем, потихоньку, они начнут думать, медленно и уверенно собирая вместе кусочки головоломки. Некоторые вспомнят, что сказали тебе нечто такое, что потом оказалось в колонке. Вспомнят, что ты была на том приеме. Или Элоиза Бриджертон, вечно все вынюхивающая. Рразве никто не знает, что вы вдвоем говорите с друг другом обо всем на свете?
— Что ты хочешь? — спросила Пенелопа, голос ее был тихий и затравленный, она подняла голову, и, наконец, посмотрела в лицо своего врага.
— Ах, вот этого вопроса я и ждала, — Крессида сжала свои руки вместе позади спины, и принялась вышагивать. — Я много раздумывала над ответом на этот вопрос. Фактически, я откладывала свой приезд сюда почти целую неделю, пока никак не могла решить, что же мне надо.
Пенелопа сглотнула, ей было крайне некомфортно себя чувствовать, зная, что ее тайна была целую неделю известна Крессиде, в то время как она беспечно наслаждалась своей жизнью, не сознавая, что тучи над ней сгущаются, и скоро небо обрушится ей на голову.
— Я, конечно, с самого начала знала, — сказала Крессида, — что хочу денег. Но весь вопрос бы том — сколько? Твой муж Бриджертон, конечно, обладает приличным богатством, но с другой стороны, он младший сын, и у него не столь пухлый кошелек, как у виконта.
— Сколько, Крессида? — выдавила из себя Пенелопа.
Она знала, что Крессида вытягивает это из нее лишь для того, чтобы помучить ее, и вряд ли назовет точное число прежде, чем хорошенько помучает Пенелопу.
— Затем, я осознала, — продолжала Крессида, игнорируя вопрос Пенелопы (и доказывая ей точку зрения), — Что ты должна быть тоже богата. Если считать, что ты не полная дурочка — а, рассматривая твой успех в сокрытие своей тайны на протяжении многих лет, я изменила о тебе свое первоначальное мнение, так что я не думаю, что ты дурочка — у тебя должно быть очень много денег, после стольких лет написания твоих колонок. А из-за внешних приличий, — она бросила презрительный взгляд на домашнее платье Пенелопы, — Ты их совсем не тратила. Так что я пришла к выводу, что твои деньги лежат на тайном счете какого-нибудь небольшого банка, и только и ждут, чтобы их оттуда сняли.
— Сколько, Крессида?
— Десять тысяч фунтов.
Пенелопа задохнулась.
— Ты с ума сошла!
— Нет, — улыбнулась Крессида, — Просто очень-очень умная.
— У меня нет десяти тысяч фунтов.
— Я думаю, ты лжешь.
— Я уверяю тебя, я не лгу!
И она, действительно, не лгала. В последний раз, когда Пенелопа проверяла свой счет, на нем лежало 8246 фунтов, хотя она предположила с интересом, что из-за процентов, эта сумма сейчас наверно увеличилась на десяток-другой фунтов. Это была, несомненно, огромная сумма денег, достаточная, чтобы любого разумного человека обеспечить на несколько жизней, но все-таки это не было десятью тысячами фунтов. И к тому же, она совсем не желала вручать свои заработанные с таким трудом деньги Крессиде Туомбли.
Крессида безмятежно улыбалась.
— Я уверена, ты ясно представляешь, что тебе надо делать. По сравнению с твоими сбережениями и деньгами твоего мужа, десять тысяч фунтов просто несерьезная сумма.
— Десять тысяч фунтов в любом случае, не могут быть несерьезной суммой.
— Сколько тебе потребуется, чтобы собрать деньги? — спросила Крессида, полностью игнорирую вспышку Пенелопы. — День? Два?
— Два дня? — эхом откликнулась Пенелопа, — Я не смогла бы собрать их и за две недели!
— Ага, значит, все-таки у тебя имеется такое количество денег.
— Ничего у меня нет.
— Одну неделю, — резко сказала Крессида, — Я хочу получить деньги через одну неделю.
— Я не хочу отдавать их тебе, — прошептала Пенелопа, больше для себя, чем для Крессиды.
— Ты отдашь, — уверено произнесла Крессида, — Если ты этого не сделаешь, я разрушу твою жизнь.
— Миссис Бриджертон?