— Всего лишь пятьдесят, — согласился Энтони с невозмутимым видом. — Бедная девочка совсем заброшена.
— Ее день рождение будет в конце этого месяца, не так ли? Я думаю, мне не стоит ею пренебрегать.
— Говоря о днях рождениях, — сказал Энтони, усаживаясь в большое кресло за столом, — Мамин день рождения будет на этой недели в воскресенье.
— Почему же, ты думаешь, я так торопился?
Энтони приподнял бровь, и у Колина появилось ощущение, будто тот пытается решить, действительно ли Колин спешил попасть на день рождение мамы, или просто воспользовался упоминание о дне рождения.
— Мы готовим для нее прием, — сказал Энтони.
— Она позволила тебе? — удивился Колин.
По опыту Колина, женщина в таком возрасте, была просто не способна наслаждаться празднованием своего дня рождения.
— Мы настояли, прибегнув к небольшому шантажу, — объяснил Энтони, — Либо она соглашается на прием, либо мы оглашаем ее настоящий возраст.
Колин не смог проглотить бренди, он поперхнулся, и чуть было не обрызгал брата.
— Хотелось бы мне на это взглянуть.
Энтони удовлетворенно улыбнулся.
— Это был блестящий маневр с моей стороны.
Колин допил свое бренди.
— Какие, по-твоему, шансы, что она не воспользуется приемом, как возможностью подыскать мне жену?
— Очень небольшие.
— Я так и думал.
Энтони откинулся в кресле.
— Тебе сейчас тридцать три года, Колин…
Колин уставился на него с недоверием.
— Великий Боже, хотя бы ты не начинай это…
— Я и не думал. Я просто собирался посоветовать тебе держать глаза широко открытыми в этот Сезон. Я понимаю, тебе не хочется искать жену, но нет вреда в том, чтобы учитывать такую возможность в этом Сезоне.
Колин посмотрел на дверь, намериваясь быстро уйти.
— Уверяю тебя, я вовсе не питаю отвращения к мысли о возможном браке.
— Я все же так не думаю, — возразил Энтони.
— Я не вижу ни малейшей причины торопиться в этом деле.
— Нет причин торопиться, — согласился Энтони. — Ну, за редким исключением. Ты просто успокой мать, ладно?
Колин не осознавал, что все еще держит в руке пустой бокал до тех пор, пока он не выскользнул из его пальцев и не приземлился на ковер с громким звуком
— О, Боже, — прошептал он, — Она больна?
— Нет! — резко ответил Энтони, его голос от удивления звучал громко и напористо. — Она переживет всех нас, я уверен в этом.
— Тогда в чем же дело?
Энтони вздохнул.
— Я просто хочу увидеть тебя счастливым.
— Но я и так счастлив, — возразил Колин.
— Правда?
— Дьявол, да я самый счастливый человек в Лондоне. Только почитай леди Уислдаун. Она скажет тебе именно так.
Энтони посмотрел на газету, лежавшую у него на столе.
— Ну, может быть не в этой статье, но в какой-нибудь прошлогодней точно. Меня называли очаровательным чаще, чем леди Данбери самоуверенной, а мы оба знаем какой это великий подвиг.
— Очаровательный, еще не значит счастливый, — мягко сказал Энтони.
— У меня нет на это времени, — пробурчал Колин.
Дверь, еще никогда не выглядела такой манящей и привлекательной.
— Если бы ты действительно был счастлив, — настаивал Энтони, — Ты бы не уезжал.
Колин помолчал, положив руку на ручку двери.
— Энтони, мне просто нравиться путешествовать.
— Постоянно?
— Я должен или я бы тогда не делал этого.
— Это самое уклончивое объяснение, которое я когда-либо слышал.
— И это, — Колин хитро улыбнулся брату, — ловкий маневр.
— Колин!
Но тот, уже покинул комнату.
ГЛАВА 2
В высшем свете всегда было модно жаловаться на скуку, но в этом году частые завсегдатаи вечеринок и приемов умудрились возвести скуку в ранг искусства. Нынче невозможно и шагу ступить, не услышав фразы: “ужасно уныло” или “безнадежно банально”. Действительно, Ваш автор был информирован о том, как Крессида Туомбли недавно заявила, что она полностью убеждена в том, что умрет от скуки, если еще раз посетит эти, так называемые “музыкальные вечера”.
(Ваш автор вынужден согласиться с леди Туомбли на этот счет; в то время как в этом году довольно много прелестных дебютанток, среди нет ни одной приличной музыкантки).
Если и имеется противоядие от скуки, уверена, что вполне подойдет празднование в воскресенье в Бриджертон-хаусе. Соберется все семья с более, чем ста близкими друзьями праздновать день рождения вдовы-виконтессы.
Считается очень глупо и неправильно упоминать о возрасте леди, поэтому ваш автор скроет от своего читателя какой же по счету день рождения будет праздновать леди Бриджертон.
Но не волнуйтесь! Ваш автор знает это!
Светская хроника Леди Уислдаун,9 апреля 1824
Слово, обозначающее жизнь старой девы имело тенденцию вызывать или панику, или жалость, но Пенелопа решительно считала, что имеется свои определенные преимущества, когда ты незамужем.
Ну, во-первых, никто не ожидает, что старая дева будет танцевать на балу. Это означало, что Пенелопе не придется буквально парить на кромках бального пространства, при этом, делая вид, что танцы ей совсем не интересны и ей не хочется танцевать. Сейчас она могла спокойно сидеть в сторонке с другими старыми девами и компаньонками. Конечно, она все еще хотела танцевать — ей всегда нравилось танцевать, и фактически, она танцевала довольно неплохо, что естественно никто не замечал — но было гораздо легче симулировать незаинтересованность в танце, находясь подальше от вальсирующих парочек, а не рядом с ними.
Во-вторых, теперь количество часов, проведенных в унылых и скучных беседах, решительно уменьшилось. Миссис Физеренгтон официально оставила надежду, что Пенелопа сможет когда-нибудь поймать мужа, и поэтому она прекратила подталкивать ее на дорогу любого третьеразрядного джентльмена, который мог бы стать ее мужем. Порция, действительно никогда не думала, что Пенелопа могла надеяться на то, что привлечет какого-нибудь перворазрядного или второразрядного холостяка, что возможно и было верным, но большинство третьеразрядных холостяков квалифицировались по уму, или с грустью можно сказать по наличию индивидуальности, а точнее по отсутствию оной. Которая, объединившись с застенчивостью Пенелопы, не имела ни малейшего желанию поддерживать веселую и непринужденную беседу.
И последнее и самое главное, она, наконец-то, могла нормально питаться. Это особенно раздражало, когда она видела количество еды на приемах и вечеринках высшего света. Но девушка, занятая поиском мужа, предполагалось, не может показывать больше, чем аппетит маленькой птички. Это, с радостью подумала Пенелопа (поскольку в данный момент она откусывала просто восхитительно воздушный эклер из Франции), должно быть являлось лучшей возможностью, которая имелась у старой девы.
— Святые небеса, — простонала Пенелопа.
Если бы грех смог принять твердую форму, он без сомнения был бы одним из кондитерских изделий. Предпочтительно с шоколадом.
— Неплохо, да?
Пенелопа подавилась эклером, закашлялась, разбрызгивая вокруг себя микроскопические кусочки сладкого крема из эклера
— Колин, — задохнулась она, пылко молясь, чтобы не одна из разбрызганных ее капель не попала по нему.
— Пенелопа, — он тепло улыбнулся, — Я так рад тебя видеть.
— И я.
Он качнулся на пятках — раз, другой, третий — затем сказал: — Ты отлично выглядишь.
— И ты, — проговорила она, слишком озабоченная куда отнести эклер, чтобы придать их беседе большее разнообразие.
— Чудесное платье, — сказал он, проводя взглядом по ее зеленому шелковому платью.
Она улыбнулась, с трудом найдя, что сказать: — Оно не желтое.
— Действительно, оно не желтое, — он улыбнулся, и лед был сломан.
Это было странно, подумала она, что ее язык с трудом повиновался ей в разговоре с человеком, которого она любила, но было что-то в Колине, помогавшее любому человеку почувствовать себя непринужденно при разговоре с ним.