Вечером
«…un beau cavalier pâle,
Un pauvre fou, s'assit muet à tes genoux!»
Вы устали, милая, знаю!
А больше не знает никто.
И даже гвоздика сквозная
Облетела у Вас на манто.
Вы смотрели в окно на широкий,
На далекий туман по шоссе…
Я Вам пел беспощадные строки
Из Артюра Римбо и Мюссе.
Кто-то грустный – наверно, в опале –
Раскладывал, звездный пасьянс
Казалось нам: скучно играли
Мы с жизнью седой в проферанс.
Знакомые карты… С горбинкой
Носы угрожающих пик!..
И строки Мюссе, как пылинки,
Летали вкруг мертвых гвоздик.
Любовница плачет
На софе голубой Вы, милая, плакали,
А о чем, – сказать не хотели…
И в странные строки ложились каракули
Ваших локонов черных на бронзовом теле.
А после намеком ироническим подняли
Вуалетту, но я не понял при всем старанье.
Когда (вчера ли, сегодня ли),
Я Вас обидел, своим невниманьем.
Но сквозь Ваши слезы обрисовалась обтянуто
(Как сквозь узкую юбку хрупкие колени)
Ваша уверенность, что Вы обмануты
И что я виноват в какой-то измене.
Маленькая! Комичная! Да поймите же.
Что в других женщинах, в далеких,
К Вам ищу разгадку, к Вам, живущей в Китеже,
И только иногда бывающей на five o'clock'ах.
Посмотрите внимательней глазками меткими:
(Что Вы прищурились, как на солнышке кошка?!)
Я целуюсь только с брюнетками!
А почему – догадайтесь, крошка!
Сумерки
Ces monstruosites hargneuses, populace
De demons noirs et de loups noirs.
Такого вечера не было во веки…
Это первый вечер настоящий…
Небо тяжелей, чем веки
Мертвой женщины в гробу лежащей.
Вы, сидящая в глубоком кресле,
Кажетесь кошмарною виньеткой…
Вы не встанете – я знаю; ну, а если?
Если встанете с гримасой едкой?
В палисаднике осины, словно струны,
Ветер трогает смычком размерным…
Если встанете опять такой же юной,
Что скажу Вам взглядом я неверным?
Нет, я знаю – Дьявол не обманет,
Навсегда прикованная к стулу!
Милая! Проклятая! В тумане
Заживо заснула!
Жеманный пейзаж
И строки, как ногти, я отполировывая,
Пред Дамою Бледной склоняюсь, как паж…
Пора предвечерняя – нет – вечеро́вая,
Пахучий весенний пейзаж.
Росою напудрены лютики сонные,
Анютины глазки глаза подвели,
Открылись все венчики, словно флаконы
Духов золотых экзотичной земли.
И четкие дали замкнулись верхушками
Надменных деревьев, как будто в кольцо.
Усеяно звездами, словно веснушками,
Напудренной Дамы седое лицо.
Луна из картона! Совсем из картона!
Цветы серебристые в свежий пейзаж
Льют запах как будто струю из флакона Вам,
Строгая Дама, за нежный корсаж…
Музе
В закатную высь, как на плащ альгвазила
Раскрытый над нашей могилою юной –
Не знаю я, – чья-то рука водрузила
Медалью чеканною диск желтолунный.
Кортежем страстей в черный траур одетых
Мы в гробе из лавров доставлены к склепу.
Давайте болтать об умерших поэтах.
О, Бледная Дама, в ротонде из крепа.
Дух тленья, гниенья, как запах красивый,
Исходит от ваших печальных нарядов,
Я вижу, влюбленный, тире и курсивы
В особенной точности пристальных взглядов.
Вы знаете, Дама, – как это безбожно!
Убиты мы жизнью седою и хмурой
За то, что ласкали мы неосторожно
Уста приоткрытые карикатуры!
И вот поселились теперь в монотонной
Гостиной на веки, как в траурной раме…
Давайте болтать!.. Как валет я червонный
В любви объяснюсь моей пиковой Даме.
Парфюмерная интродукция
Вы воскресили «Oiselaux de Chypre» в Вашем
Наивно-голубом с фонарем будуаре
И снова в памяти моей пляшут
Духов и ароматов смятые арии.
Вы пропитаны запахом; в Ваших браслетах
Экстравагантные флаконы парижских благовоний…
Я вспоминаю паруса Клеопатры летом,
Когда она выезжала на rendez-vous с Антонием.
Аккорды запахов… В правой руке фиалки,
А в левой, как басы, тяжелый мускус…
Маленькая раздетая! Мы ужасно жалкие.
Оглушенные музыкой в будуаре узком.