— Дождь, — радостно сказала она. — А мне не нужно бежать домой, проверять, плотно ли натянут брезент, не нужно суетиться с ведрами и тазиками, пытаясь поймать все струйки, стекающие с потолка. — Она снова уселась на кушетку, поставив ноги на скамеечку для ног. — Даже как-то странно, вот так спокойно сидеть здесь.
Люк поднялся и, выключив телевизор, внимательно глянул на Либ. Лицо его приняло очень забавное выражение.
— Только не говори, что ремонтировала крышу во время дождя.
Либ промолчала, но Люк без труда прочитал ответ на ее лице.
— Черт возьми, Либ, неужели ты это делала?!
— Расслабься, — отозвалась Либ. — Я бывала в местах и похуже.
Люк наклонился над ней.
— Да, ну и что…
— Я работала очень осторожно…
— Ну и что!
Либ вскипела и вскочила с кушетки, не давая себя запугать.
— А что я, по-твоему, должна была делать? Позволить дождю хозяйничать в моем доме? Или, может, разбудить тебя в два часа ночи и мило попросить о помощи?
Люк стоял молча, устремив на нее взгляд своих шоколадных глаз. И тут Либ вдруг обратила внимание на то, что, несмотря на суровое выражение, его лицо казалось почти одухотворенно спокойным. Именно таким она запомнила его, приезжая на каникулы к тетушке. За последние несколько недель прежний Люк Фултон начал потихоньку разрушать скорлупу одиночества, которую сам же себе и создал. Может, это оттого, что всего через несколько недель он выкупит обратно свои драгоценные земли? Или же причина крылась в чем-то, а точнее, в ком-то другом. В ней, например?.. Но это слишком хорошо, чтобы быть правдой.
Она взглянула на Люка, и его лицо смягчилось. Он спокойно ответил:
— Да. Именно так. Пожалуйста, в следующий раз разбуди меня в два часа. — Он обезоруживаюше улыбнулся. — Знаешь, у меня не было настоящих друзей с тех пор, как в седьмом классе уехал Томми Кернз. Так что, пожалуйста, побереги себя, Либ. Я привык к тебе.
Либ улыбнулась, и от ее лучезарной улыбки у Люка по спине побежали мурашки. «Забудь о Томми Кернзе, — пронеслось у Люка в голове. — Тебе же никогда не хотелось поцеловать Томми Кернза».
— Фотографии, — вдруг оказала Либ.
— Что? — не понял Люк.
При виде его растерянности Либ ухмыльнулась.
— Ты сказал, что у тебя есть куча старых альбомов, — напомнила она. — Я хотела посмотреть фотографию Тревора Фултона, помнишь?
Люк нахмурился:
— Тревора? Он погиб во Вторую мировую. Не уверен, что у меня есть его фотографии во взрослом возрасте.
Либ проследовала за Люком в передний зал. Он направился к встроенному книжному шкафу, полки которого теснились от пола до потолка.
— Он одних лет с Харриет, — уточнила Либ. — Значит, он брат твоего дедушки, верно?
— Верно. — Люк достал с полки альбом в красном кожаном переплете и пробежал глазами по страницам. — Боже, как давно я их не смотрел! Нет, здесь только родственники по материнской линии.
Либ заглянула ему через плечо.
— Вот он, — произнес Люк, открыв следующий альбом.
На первой странице была семейная фотография, сделанная, по всей вероятности, еще в начале 20-х годов. Чопорный пожилой мужчина стоял возле стула, на котором сидела женщина; три девочки в одинаковых платьицах и с ободками в волосах стояли с серьезными лицами позади мамы. Около нее стояли два мальчика, а на коленях она держала малыша с ангельским личиком.
— Это мой дедушка, — пояснил Люк, показывая на старшего из мальчиков. — А рядом с ним — Тревор.
Либ внимательно посмотрела на старую зернистую фотографию. Глаза обоих мальчуганов светились неподдельным весельем.
— Какие они милые, — заметила Либ. — Ты тоже так выглядел, когда был маленьким?
— Абсолютно, — кивнул Люк. — Знаешь, в этой всеобщей схожести есть что-то странное.
Люк перелистывал страницы. Здесь были всякие дальние родственники, двоюродные братья, сестры. Либ находилась так близко, что он чувствовал тепло ее тела, вдыхал запах чистых волос.
— Подожди, — вдруг остановила его Либ. — Поверни обратно.
Два молодых человека в рабочих комбинезонах и соломенных шляпах стояли, обняв друг друга за плечи. Они улыбались.
— Это они, — с гордостью произнес Люк. — Мой дедушка и Тревор. Должно быть, это фотография еще школьных времен, незадолго до того, как исключили Тревора.
— Исключили?
— Мой двоюродный дедушка был тот еще фрукт. За исключением последовала крупная ссора с отцом, и он ушел из дома. Он вернулся лишь незадолго до начала войны, когда умер мой прадедушка.
— Наверное, тогда Харриет с ним и познакомилась, — предположила Либ.
Люк заглянул в ее глаза и едва не утонул в этих глубоких фиалковых озерах.
— Харриет? — спросил он растерянно. — Она знала Тревора?
— Да, и достаточно хорошо, — улыбнулась Либ. — После войны они собирались пожениться. — Улыбка исчезла с ее лица. — Только он не вернулся.
— А я и не знал. — Люк перевернул страницу. — Кажется, здесь должны быть его портреты в форме. Их сделали прямо перед тем, как он ушел на войну. Да вот же они.
Человек на фотографии был похож на Люка, как две капли воды. Только волосы подстрижены короче и нос немного другой, а так сходство было поразительным.
На одной из фотографий Тревор смотрел прямо в камеру. Лицо серьезное, но глаза искрятся весельем. На другой — он смеется, обратив взгляд немного в сторону, словно глядя на кого-то, кто стоял слева от фотографа. Столько счастья было на его лице, столько любви…
— Потрясающее сходство, а? — Люк заглянул Либ в глаза и увидел, что они полны слез.
— Как ты думаешь, рай есть? Может быть, они вместе сейчас?
— Я не знаю, — мягко ответил Люк. Он обнял ее за плечи, и Либ опустила голову ему на грудь.
— Надеюсь, что да, — сказала Либ. — Мне всегда было непонятно, почему Харриет так и не вышла замуж. Как можно сделать такой ужасный выбор — всю жизнь жить одной? Но она ничего не выбирала, за нее сделала выбор судьба. Возможно, она просто не могла найти никого, кто мог бы с ним сравниться.
Объятия Люка были так приятны, так надежны и безопасны. Либ на мгновение закрыла глаза, вдыхая знакомый мужской запах — смесь мыла, шампуня, свежескошенной травы и…
Либ чуть отодвинулась.
— Как тебе удается пахнуть летом смазкой для лыж?
Люк рассмеялся и, взяв альбом, водрузил его обратно на полку.
— Я приводил в порядок старые лыжи. Пока ты принимала душ, я натирал их смазкой в сарае.
Либ покачала головой.
— Все вы, лыжники, одинаковы. Бьюсь об заклад, ты можешь точно сказать, сколько осталось до прихода зимы, — поддразнила она его.
— Только не в этом году, — признался Люк. — В этом году я наслаждаюсь летом. Зима придет не заметишь как. — Либ для него олицетворяла собой лето. И он чувствовал, что она исчезнет, как любое лето, когда в воздухе повеет прохладой и листья покроют землю разноцветным ковром.
— А когда придет зима, ты поучишь меня кататься на лыжах?
Волна надежды захлестнула Люка. Неужели она действительно хочет остаться? Не разрешая себе слишком на многое надеяться, он спокойно ответил:
— Конечно.
— О, уже поздно, — заторопилась Либ, бросив взгляд на старинные часы с кукушкой. — Мне пора.
— Я провожу тебя, — предложил Люк. — Только возьму зонтик.
Они шли молча, прячась от мелкого дождя под широким зонтиком. Либ с самого начала сказала ему, что останется в городе, но он не поверил. А что, если это правда?
— Спасибо, что проводил. — Они подошли к крыльцу. Либ обняла его и, встав на цепочки, запечатлела на щеке торопливый поцелуй. — И спасибо, что показал фотографии. Для меня это действительно было очень важно.
И исчезла. Люк даже не успел ответить, заключить ее в объятия, поцеловать по-настоящему.
— До завтра, — бросила она из-за сетки и захлопнула дверь.
Люк остался стоять на крыльце, идиотски улыбаясь.
Она поцеловала его.