— Не бойся, Хоукинз, я не дам ему спустить с тебя шкуру! Это моя добрая воля, и, если придется, я так ему и скажу.
Столь оптимистичное заявление не успокоило Хоукинза, однако он умолк и потрусил следом за хозяйкой к дому.
— Сегодня Скайларк был великолепен, не правда ли? — произнесла девушка нараспев.
— Не могу знать, мисс! Я никак не мог вас догнать, — хмуро отозвался грум.
Лексия усмехнулась про себя. Она привыкла всегда поступать по-своему, и это ее вполне устраивало, пусть даже кого-то ее поступки и шокировали.
И все же очередные нотации от папеньки ей выслушивать не хотелось, поэтому в дом она намеревалась проникнуть через заднюю дверь и переодеться прежде, чем он ее увидит.
Но надо же было случиться, чтоб именно в этот момент отец выглянул в окно и увидел, как она проезжает по двору.
— Лексия! Немедленно зайди ко мне!
Девушка вздохнула:
— Хорошо, па.
Не дожидаясь помощи, она спрыгнула со своего огромного скакуна, отдала поводья Хоукинзу и вошла в дом через французское окно, ведущее прямиком в комнату, где они с отцом обычно завтракали.
— Моя дочь разъезжает по окрестностям в таком виде! Возмутительно! — негодовал отец, переходя в столовую из комнаты, окна которой как раз выходили на конюшни. — Ступай к себе и немедленно переоденься! Хотя нет, подожди! Нам есть о чем поговорить.
— Господи, я умираю от голода.
Девушка села за стол, налила себе кофе, взяла тост и попыталась успокоить отца:
— Па, я всего лишь прокатилась верхом.
— Не называй меня «па»!
— С чего бы это?
— Это вульгарно. Английские леди говорят «папа».
— Но я американка!
— Чушь! Я — англичанин, твоя мать — мир ее праху — была англичанка. Ты сама родилась в Англии…
— Но когда мне исполнилось три года, мы переехали в Америку, и я там выросла. Я люблю Америку и чувствую себя американкой.
— Что ж, чем скорее ты откажешься от этой блажи, тем скорее сможешь занять свое место в английском высшем обществе, — твердо сказал отец.
— А разве не в этом обществе я была, когда мы жили в Лондоне? — с невинным видом спросила Лексия. — Помнится, мы выезжали в свет чуть ли не ежедневно!
— Но ты так и не была представлена при дворе, а ведь это — вершина моих устремлений!
В глазах Лексии сверкнули искорки смеха.
— Правда? А мне казалось, вершина твоих устремлений — выдать меня замуж за титул. Принц Уэльский подойдет? Ах, совсем забыла, он ведь уже женат. Но ведь у него, кажется, есть сыновья…
— Пожалуйста, Лексия, не шути, когда речь идет о таких серьезных вещах! И почему бы тебе не выйти замуж за самого титулованного холостяка в стране? Не понимаю!
— Хотя бы потому, что я — никто, — весело отозвалась дочь.
— Послушай, что я скажу тебе, девочка. Никто — это тот, у кого нет денег, а у тебя они есть. Неужели ты сама еще этого не поняла?
— Я хочу сказать, у нас нет титула, даже самого скромного.
— Твоя матушка была дочерью рыцаря!
— Да, но этим вряд ли впечатлишь какого-нибудь герцога или маркиза. Я — никто, папочка, и меня это вполне устраивает. Более того — я даже этому рада!
Мистер Дрейтон с осуждением взглянул на дочь. По его мнению, это была чистой воды ересь.
— Постарайся не говорить ничего подобного в обществе, — произнес он предостерегающим шепотом.
— Ладно, не буду, — ответила Лексия, но смирения ее хватило ненадолго, — однако думать так мне никто не запретит.
— Выбрось это из головы! Тебе пора научиться вести себя, как подобает английской леди, и привыкать к новой жизни.
— А почему Англия не может привыкнуть ко мне?
Эта идея настолько шокировала мистера Дрейтона, что он не нашелся с ответом.
— Чтобы я больше этого не слышал, — вымолвил он наконец. — У тебя масса достоинств, Лексия, и я не хочу, чтобы они остались незамеченными. Ты была самой красивой в Лондоне, а уж здешним красавицам до тебя очень далеко.
— Но, па! — в притворном ужасе воскликнула девушка. — Ты не должен так говорить, иначе люди подумают, что мы невоспитанные и слишком много о себе воображаем. А мне хочется, чтобы местное общество нас приняло. Мне хочется танцевать на балах у соседей и устраивать свои собственные! И чтобы наши вечеринки были самыми интересными в округе!
— Если все, о чем я слышал, — правда, то так оно и будет, — отвечал отец. — Общество в Беркшире — очень приятное, и я тоже хочу завязать приятельские отношения с соседями. И в первую очередь с маркизом.