- Назначили... лягушонка какого-то! Очень мне нужно знать, кто такое Змей Горыныч... Нам очень хорошо известно, кто он, - ты расскажи, как его побороть...
- Лучше бы она уж прямо по этой толстенькой книжке катала! - сожалея, говорил Фома, но, скоро забыв о неудаче, он продолжал в обычном тоне благодушных мечтаний: - А хорошо, брат Алёша, что вот приходит в нашу грубую компанию эдакая маленькая личность, и - как замечательно это! пожалуйте, вот, что я знаю, не угодно ли послушать! О-очень хорошо! Так примыкая друг ко другу и...
- Повёз ерунду! - сурово остановил его Алексей.
- Почему же - ерунда? - настаивал Фома мягко и ласково. - Вот, ты говоришь - класс, а какой она, примерно, класс? Просто добренькая барышня. Совестно ей жить в окружении людей, нам подобных, и вот...
- Когда из тебя вся эта патока вытечет? - возмутился Сомов. - Какая там совесть? Необходимость - вот тебе совесть! Будь у них другое место, куда идти, - они пойдут где легче, а не к нам, не мечтай!
Фома посмотрел вдоль улицы на огненные чётки фонарей и спросил:
- Так они - поневоле, думаешь?
- Ну конечно...
- Н-да? - сказал Вараксин, дёрнув головой вверх. - Н-не верится мне однако!
- Почему?
- Что хорошего - поневоле жить? Если я - краснодеревец и к работе своей привык - мне плотничная работа просто даже обидна, - верно? А они вроде как бы брёвна тешут...
Алексей плюнул, сказав:
- И пускай потешут...
На втором чтении Фоме показалось, что в словах барышни поблёскивают какие-то интересные мысли, трогающие его сердце, и, когда она кончила, он попросил её:
- Товарищ Лиза - одолжите мне эту вашу книжку до следующего раза, можно?
- Пожалуйста, - сказала она и, видимо, чему-то очень обрадовалась.
Потом Фома шёл в город рядом с нею и всё остерегался, как бы не задеть её локтем. Поднимались в гору, с обеих сторон улицы на них смотрели тёмными окнами маленькие домишки городской окраины. Вверху улицы горел фонарь, вокруг него дрожало мутно-жёлтое пятно, сырая темнота осенней ночи была полна запахами гниющего дерева и помоев.
Фома, покашливая и стараясь выражаться изысканно, спрашивал Лизу:
- Значит, я могу верить, что в древние времена человечество говорило одним языком, - так?
- Да, арийцы, - звучал ему в ответ тихий голос.
- И - уже доказано это?
- Точно доказано.
- Чудесно! Это - замечательно! Так что все теперь разрозненные народы находились в сослужении единству жизни, стало быть, и в древности имелась одна общая всем идея - да-а...
Но слова у него туго складывались, и думал он не о древности, а о маленькой барышне, которая торопливо шла в гору на полшага впереди него и немножко левее. Сжатая тьмой, она казалась ещё меньше, чем была, Фома заметил, что каждый раз, подходя к освещённому окну, она, наклонив голову, старалась поскорее ускользнуть из полосы света.
"Замечательно! - думал он, не переставая говорить и словно раздваиваясь. - Такая маленькая личность, без страха, в кругу чужих людей, ночью, в отдалённом от жизни месте... чудесно!"
Чтобы не размахивать руками, он сунул их в карманы, это было непривычно ему и связывало его.
- Вы пьяных не боитесь? - спросил он.
Тихо и живо она ответила:
- Ах нет, очень боюсь! Здесь их так много...
- Да, - сказал Фома, вздохнув, - пьют весьма безутешно! Главное жизнь требует наполнения, а - нечем! То есть жизнь - в смысле души. Вино же, как известно, способствует фантазии. Тоже нельзя строго осуждать: разве человек причина тому, что приходится поддерживать жизнь фантазиями?
- Я не осуждаю! - воскликнула Лиза, замедляя шаг. - Я - понимаю. Вы очень верно сказали, ужасно верно!
Это обрадовало Фому - он не помнил случая, когда бы кто-нибудь соглашался с ним. И, вынув руки из кармана, похлопывая ладонью по книге за пазухой, он снова начал, доверчиво и убедительно:
- Если бы, видите ли, книги были доступнее, поверьте - другое дело! Собственно говоря - бояться людей не следует, уверяю вас, они заслуживают полного внимания и сожаления - в своей пустой жизни. Дело в том, что всего - очень мало, как вы знаете, и от этого все злы. Никаких утешений не имеется, у всякого одна подруга - голая судьба со страшным лицом нищеты и порока, как сказано в стихах поэта. И, конечно, когда подобные вам люди сойдут с вершины в большом количестве, - то обязательно это принесёт в жизнь содержание, достойное человека...
Лиза пошла ещё тише, поддерживая одной рукой юбку, другой она провела по лицу и сказала, вздохнув:
- Да, да, это правда!
- Фёдор Григорьич, - продолжал Фома, прерывая её, - сын священника, у которого жила моя матушка, - очень хороший человек моя матушка! но уже скончалась, - Федор Григорьич, который теперь даже скоро профессором будет, говорил бывало, оспаривая своего папашу: жить - это знать! И очень просто! Если я живу, не зная, кто я, где и зачем собственно, - какая же тут жизнь? Просто долголетнее одичание в эксплоатации разных тёмных сил, исходящих от человека, и предрассудков, им же сотворённых, - верно?
- Жить - это знать! - повторила Лиза. - Вот именно, товарищ, - вы замечательно широко понимаете...
Фома не помнил, что он ещё говорил, но он первый раз в жизни говорил так много, смело и горячо. Они расстались у ворот большого дома в два этажа, с колоннами по фасаду, и Лиза, встряхивая его руку, убедительно просила его:
- В четверг и понедельник - помните! От семи часов вечера - я дома, буду ждать до девяти, - хорошо?
- С величайшим удовольствием! - восклицал Фома, притопывая ногой о тротуар. - Очень благодарен! Чудесно!
Всю ночь вплоть до утра он ходил по улицам, вскинув голову вверх и мысленно слагая горячие, призывные речи о необходимости помочь словом и делом тем людям, которые ещё не понимают тождества понятия жить и знать. Ему было очень хорошо: серое небо осени как бы разверзлось перед ним, и из глубокой синей пропасти, точно звёзды, падали такие славные, звучные слова, сами собою слагаясь в светлые ряды добрых и любовных мыслей о жизни, о людях, и эти мысли поражали самого Фому своей непобедимой простотой, правдой, силой.
В четверг он сидел в комнатке Лизы, ничего не замечая, кроме напряжённого взгляда голубых глаз, которые, он видел, хотят понять его речи, - смотрел в их глубину и говорил:
- Стало быть, фигурно можно сказать, что идея эта о победе света над тьмою небесного происхождения?
- Да, если хотите, но - всё-таки - зачем же вам небесное?
- Красивейше как-то получается! Значит - коренная идея - солнце, которое даёт всему силу жизни! Это замечательно и вполне верно: я вчера ходил за город - на Ярило, знаете, - глядеть закат! Вполне просто и легко вообразить всё, как описано: змей, мечи, борьба и одоление тьмы, а потом восход в торжественном сиянии! Восхода, собственно, не было, а был дождь, но это ничего не значит. Я много раз раньше видал восход и обязательно посмотрю в ясную погоду. Непременно!
Оглянулся вокруг, и ему понравилась чистая уютная комнатка с белой постелью в углу, целомудренно прикрытой мягкой завесой мрака. На столе перед Фомой лежало много книг, они косо стояли на полке, по стенам висели знакомые ему фотографии писателей и учёных людей с длинными волосами и мрачными лицами. Потирая ладони, покрытые мозолями, пропитанные лаком, Фома тихонько смеялся и рассказывал: