Спрятав глаза, наполненные слезами, за темными очками и чувствуя, что ее сердце превращается в камень, Кэролайн сидела одна на террасе, вдали от всех, наблюдая за весельем, царившим вокруг нее, за Джеком, который очаровывал буквально всех. За ее мальчиком... ее золотцем... смыслом ее жизни...
— С тобой все в порядке? — спросила Тамара, хотя и знала ответ. Она была просто потрясена, когда услышала о деле, которое возбудили против Кэролайн Годдарды, но она была потрясена еще больше, когда вернулась из Лондона в Палм-Бич и застала свою подругу в полном отчаянии, совершенно сломленную свалившимся на нее несчастьем.
Кэролайн подняла глаза на герцогиню и поняла, что не может дальше притворяться и говорить вежливые фразы.
— Нет, не в порядке, — ответила она.
— Может быть, и так, но ты не должна сдаваться.
— Знаю. Мистер Хардинг говорил то же самое, — сказала Кэролайн. — Но в конце концов даже он вынужден был призваться, что все не в мою пользу.
— А чего ты ожидала? Ведь он же юрист! — воскликнула Тамара. — Юристам за то и платят, что они представляют дело в самом черном цвете. Если бы они не предупреждали обо всех нюансах, которые могут обернуться против тебя, они не были бы юристами.
Кэролайн попыталась улыбнуться.
— Значит, у меня очень хороший юрист, — сказала она. — Остается только желать найти хоть какую-нибудь лазейку, которой можно было бы воспользоваться. Какое-нибудь еще доказательство, кроме поручительств моих друзей, в которых расписано, какая я заботливая мать. Они выглядят просто смешно на фоне «доказательств», которые собрали против меня Годдарды, не говоря уже о том, что у них есть деньги и власть...
— Если бы можно было раскопать хоть что-нибудь компрометирующее Чарльза Годдарда, — задумчиво сказала Тамара. — Что-то такое, что уничтожило бы эту гадюку раз и навсегда.
— Я знаю об этом, — голос Кэролайн был полон отчаяния. — Но что? Мистер Хардинг уже попробовал этот вариант. И раскопал только намеки на какие-то темные дела, ничего конкретного. Ничего, что можно было бы использовать в суде.
Это был один из немногих случаев в ее жизни, когда Тамара не знала, что можно посоветовать или предпринять. Наступило тягостное молчание — обе женщины задумались над судьбой Кэролайн.
— Хотела бы я знать, что нам делать, — сказала наконец Тамара. — Я чувствую себя такой никчемной...
— Не думаю, что мне сейчас может хоть кто-нибудь помочь, — тихо произнесла Кэролайн. Ее глаза наполнились слезами, а сердце сжала боль. — Не думаю...
Тамара обняла ее.
— Мне так жаль, — сказала она, покачиваясь вместе с ней. — Так жаль...
Чувствуя дружеское объятие Тамары, Кэролайн наконец разрыдалась, не в силах больше скрывать свое отчаяние и прятать слезы. Тамара отвела ее в дом, подальше от любопытных глаз.
— Почему ты плакала? — спросил ее Джек, когда она укладывала его спать.
— Я не плакала, — быстро ответила Кэролайн и отвела глаза.
— Мама! Ты всегда учила меня, что лгать нехорошо. Ведь я видел, как тетя Тамара обнимала тебя, а твои плечи дрожали. — Глаза ее сына, так похожие на глаза Джеймса, пытливо смотрели на нее. — Это из-за того «о-пе-кун-ства»?
Он все еще не научился произносить это слово.
— Да, дорогой, из-за «о-пе-кун-ства», — призналась Кэролайн. Заседание состоится через четыре дня. Нечего было ей притворяться перед Джеком.
— Да не волнуйся, мама. Все будет хорошо, — сказал Джек, который в эту минуту удивительно походил на своего отца. — Поверь моему слову.
Кэролайн прижала его к себе, губами почувствовав прикосновение его бархатной щечки.
«Неужели это в последний раз? — подумала она. — Неужели в последний раз он заставляет меня смеяться и плакать одновременно? В последний раз я целую его? В последний раз ощущаю тепло его маленького тельца?» Эти мысли были просто непереносимы. Она чувствовала, что ее душа буквально разрывается на части. Кэролайн еще крепче прижала сына к себе.
— Мама! Ты меня раздавишь! — запротестовал Джек.
— Ох, извини, дорогой. Мне так жаль, — сказала Кэролайн, отпустив его. — Так жаль...
— Жаль чего? — Джек был очень серьезен.
— Всего, — ответила его мать, чувствуя, как ее переполняют горе, отчаяние и страх.
Не зная, что еще сказать, Кэролайн уложила его в постель. Целуя его на ночь и желая добрых снов, Кэролайн вдруг обратила внимание, что воротник его пижамы был мокрым. От ее слез.
Ее слезы не высохнут все то время, которое ей придется жить без своего Джека.
Вечером в субботу, после утомительного рабочего дня на ипподроме, Рэй Лайонс ввалился в бар «Подкова». Лимпи, бармен, приветствовал его, так же как и несколько завсегдатаев, таких же парней, как Рэй, которые работали руками и жили на честно заработанные деньги, конечно не без того, чтобы урвать кусочек то там, то здесь, — ведь каждому хочется жить лучше. Рэй чувствовал себя не совсем хорошо, поэтому он не пошел к столикам, чтобы поздороваться со всеми, а устроился в самом конце бара рядом с Элом Шоу, который держал в ладонях чашку кофе.
— Все еще не бухаешь? — спросил Рэй.
— Стараюсь, — ответил ему Эл.
— Хочу угостить тебя. Черт, да ведь я собирался угостить всех ребят, — язык у Рэя заплетался.
— Появились свежие бабки? — спросил Эл. Он всегда навострял уши, как только речь заходила о деньгах.
— Немного. Не так много, как я рассчитывал. Просто сделал кое-какую работу для нужного человека. Классную работу для одного индюка. Думал, сорву изрядный куш. Можно сказать, подспорье на черный день. А мне — фигу с маслом.
— Ты хочешь сказать — тебе не заплатили? — спросил Эл, которого всегда задевало за живое то, как несправедливо относятся к ним богатые.
— Да нет. Заплатили. Ровноту сумму, о которой шел разговор. Понимаешь, ровно ту сумму.А работа, скажу я тебе, опасная. Хоть бы «спасибо» услышать. Вот и зашел пропустить рюмочку. Мне бы премиальные. Сам понимаешь: чего-нибудь сверх, в честь праздничка, — сказал Рэй, поднимая стакан, который поставил перед ним бармен, и залпом выпивая виски. Крякнув, он вытер рот рукавом и подал знак разносчику пива. — Однако — дудки. Ты же знаешь этих богачей. Всегда готовы «наколоть» простого человека.
— Да, — сочувственно сказал Эл. — Они считают нас просто дерьмом. А для кого ты сделал работу?
— Да так, для одного хрена из Палм-Бич. Ты его не знаешь, — сказал Рэй. Он взял кружку пива и тут же отхлебнул половину. — Живет в шикарном сарае, прямо на берегу океана. Чарльз Годдард — вот как его зовут.
— Чарльз Годдард? — переспросил Эл, удивляясь, что услышал это имя в «Подкове».
Рэй кивнул, допил пиво и сделал знак бармену, чтобы тот принес новую порцию виски — на этот раз двойного.
— Да, это парень с Уолл-стрит, — сказал Рэй. — Ты что, слышал о нем?
Эл все же умел быть сдержанным, когда нужно, и держать язык за зубами. Он поднял свою чашку и спокойно отхлебнул кофе. Эл не хотел показаться любопытным или назойливым.
— Да кто о нем здесь не слышал? — равнодушно сказал он и как бы невзначай добавил: — Интересно, что у него была за работка?
— Фейерверк в одном магазинчике, — сказал конюх, опустошая второй стакан. — Шикарное заведение, должен сказать. На Ворт-авеню, ни больше ни меньше.
— Ворт-авеню? В Палм-Бич? Без дураков? — Элу очень хотелось, чтобы Рэй говорил дальше.
— Да. Заведение высшего класса, — хвастливо сказал Рэй, пытаясь показать своему другу, что тоже иногда вращается в высших кругах.
— И название знаешь?
— Да нет, ну его. Знаю только, что это что-то уж очень шикарное. И его только что построили: я даже почуял запах краски. Ох и классно он полыхал! — похвалился Рэй, довольный своей работой.