— А для меня нет! Она просто гений, — сказал Джеймс, сжимая ее плечо и привлекая к себе.
— Крабы созрели! — возвестил Фил, доставая из углей картофель и укладывая на блюдо красных крабов, от которых шел пар. Все это на резном подносе, накрытом газетой, он поставил на стол под навесом, где уже стояли белые тарелки и лежали салфетки. Потом принес салат и помидоры. Все уселись за стол, а Дженни, наклонив голову, прошептала молитву.
— Мой папа священник, — сообщила она Кэролайн. — В нашей семье принято благодарить Бога за хлеб насущный, и я до сих пор считаю, что это чудесный маленький ритуал. Он как-то сближает семью и друзей.
Кэролайн с досадой вспомнила, как ужасно проходили обеды в ее доме, когда она была маленькой. Там не было ни друзей, ни настоящей семьи. Кэролайн садилась за стол, чтобы выслушивать бесконечные пьяные выкрики и ругательства Шоу, который стучал кулаком по столу или давал ей пинка. Она съеживалась от страха и быстро ела, набивая рот. А несколько слов благодарственной молитвы Дженни принесли минуту мира, покоя и расслабления, и это было просто приятно. Кэролайн решила про себя, что, несмотря на то что она никогда не была особенно религиозной, она все равно позаимствует «маленький ритуал» Дженни Армстронг.
За ужином они беседовали о работе Фила на каникулах, о его планах продолжить обучение, чтобы освоить программирование, о новых дизайнах в традиционном стиле и современных — для покрывал, которые делала Дженни, об увлечении Джеймса, трудностях обработки высушенного тика и красного дерева, о разнице в производстве сплошных и полых корпусов моделей и об адском терпении, которое необходимо при точном воспроизведении оснастки трехмачтового клиппера. Они также поговорили о Калебе Джонсе, американце африканского происхождения, чья семья жила в Мэне вот уже несколько поколений и чей прапрадед был гарпунером на китобойном судне — именно он и осел на этом побережье. Жена Калеба, Милдред, также была уроженкой Мэна, ее совсем недавно назначили школьным инспектором Кэмдена. После того как они помогли Дженни и Филу убрать со стола и вымыть посуду, Кэролайн с Джеймсом, взявшись за руки, медленно пошли домой, наслаждаясь вечерней прохладой и свежим воздухом.
— Это будет самое прекрасное лето за всю мою жизнь, — сказала Кэролайн, когда они подошли к двери коттеджа.
— Первое из множества самых прекрасных, — поправил ее Джеймс. — А когда мы станем восьмидесятилетними стариками, то будем вспоминать и спорить, какое же лето было действительно самым лучшим.
Кэролайн подняла на него глаза. Она могла представить себе, каким он будет в восемьдесят: старичок с морщинистым, но красивым лицом, приносящий ей розы и строящий планы на следующее чудесное лето, все время ждущий приключений. Она могла представить и себя, тоже с морщинами, но энергичную. Она бы держала его под руку и улыбалась ему.
Они зажгли камин и занялись любовью прямо перед ним на ковре. Огонь отбрасывал блики на их обнаженные тела, и когда в камине остались одни тлеющие угольки, их чувства все еще пылали.
Фраза, сказанная Сисси, засела в голове Кэролайн, и она решила назвать магазин «Штат Мэн». Но именно связи и знакомства Дженни позволили ей выставить в этом магазине много действительно прекрасных работ, сделанных руками местных умельцев. В магазине продавались только изделия народных ремесел. Здесь была красивая стеклянная посуда, сделанная в мастерских центральных районов Мэна, где художников вдохновляли многочисленные водопады, ковры и паласы ручной работы из Дамарискотты, свитера самых разных фасонов, связанные из овечьей шерсти, лессированной и натуральной, красочные покрывала и накидки, сделанные Дженни, — самые разные, начиная от полога для колыбели и кончая широкими покрывалами для двуспальных кроватей, а также модели судов, сделанные Калебом Джонсом и его учеником Джеймсом Годдардом. В магазине принимались индивидуальные заказы.
Сисси, за которой клиенты в основном присылали частные самолеты, чтобы ускорить ее приезд, старалась проводить в Кэмдене как можно больше времени. Она просто засыпала Кэролайн идеями по оформлению витрин, чтобы привлечь как можно больше покупателей. Ее опытный взгляд декоратора не упускал ничего, и это выгодно отразилось на интерьере магазинчика.
— Необходимо создавать ощущение простора, — поучала Сисси Кэролайн, расставляя посуду на незатейливом подносе. — Вещам нужен воздух, чтобы они могли как бы дышать, и не бойся самых неожиданных сочетаний. — Она указала на глиняную посуду и расписные эмалированные кувшины, стоявшие вместе. Кэролайн прислушивалась к ее советам, присматривалась и вскоре стала подумывать, что этим летом она научилась у Сисси не меньше, чем до этого у графини. Кэролайн теперь знала, что учатся не только в школе или колледже.
Благодаря тому что издатель местной газеты был старым приятелем Сисси, там вскоре появилась статья о магазине с фотографиями красиво оформленных витрин, просторного интерьера, высококачественных изделий и его молоденькой прелестной директриссы.
— Ты становишься знаменитостью, — подтрунивал над Кэролайн Джеймс, разглядывая ее фотографию в газете. — Сначала «Яркие страницы», а теперь и здесь.
Статья вызвала оживление в торговле, и дела в «Штате Мэн» шли все лучше и лучше. Кэролайн даже пришлось взять себе помощницу на неполный рабочий день. Фил давал ей рекомендации по бухгалтерскому учету — в «Элеганс» этим занималась графиня, никого не подпуская к расчетам, — а Джеймс подсказал Кэролайн, что не следует закрываться на субботу, чтобы мастеровые со всей округи могли лично встречаться с заказчиками и рекламировать свои изделия. К августу магазинчик «Штат Мэн» был уже не авантюрой, в которую Сисси позволила себя втянуть, а довольно прибыльным предприятием, и Кэролайн смогла выдать Джеймсу очередной чек в погашение своего долга.
— Я что, нищий, чтобы брать у тебя деньги? — спросил он, как обычно отказываясь взять чек.
— Ты не должен так говорить. То платье от Селесты было деловым предложением. Займом. И теперь я хочу расплатиться, — сказала Кэролайн.
— Но мне не нужны деньги, — ответил Джеймс.
— А я настаиваю. — Кэролайн говорила вполне серьезно.
Не желая спорить с ней, Джеймс взял наконец чек и положил его в карман рубашки. Кэролайн вскоре получила уведомление из банка, что он положил эти деньги на свой счет.
По воскресеньям, когда у них был выходной, Кэролайн и Джеймс купались в море, играли в теннис и плавали на яхте на близлежащие острова, организовывая спонтанные пикники. Они ходили в порт, чтобы посмотреть на величественные теплоходы, чей маршрут начинался и заканчивался в Кэмдене, покупали свежую рыбу и прочие дары моря у рыбаков прямо на шхунах. Они собирали чернику, и Кэролайн пекла пирожки и пирожные по рецептам Сисси. Они выращивали помидоры и пшеницу, посадили базилик, петрушку, петуньи и герань. По вечерам они сидели дома перед камином или посещали спектакли кэмденского народного театра имени Шекспира или концерты музыкального салона. С Дженни и Филом они стали неразлучными друзьями и часто обедали вместе, прогуливались или совершали велосипедные экскурсии по окрестностям.
Самыми особенными днями оставались вторники. Ведь именно во вторник Джеймс зашел в «Элеганс», и, отличаясь особым романтизмом, он не забывал отметить этот памятный день. Как-то Кэролайн проснулась, засыпанная лепестками роз, чтобы сразу же увидеть любовное письмо рядом с чашкой с утренним кофе. На следующую неделю Джеймс организовал ночную прогулку под парусом с шампанским и икрой, потом последовала прогулка к далекому водопаду, который заканчивался чистым прозрачным прудом. Там, в свете угасающего дня, они занялись любовью на мягкой зеленой траве.
— Интересно, когда иссякнет твоя фантазия в плане празднования этих юбилеев? — спросила Кэролайн, нежась в объятиях Джеймса.
— Никогда, — тихо ответил он. Облокотившись, он приподнялся и посмотрел на Кэролайн. Она была прекрасна. Нет, она была просто совершенством с головы до кончиков пальцев. В ней вообще не было недостатков, ее душа не знала зла. Даже не верилось, что удача улыбнулась ему и он встретил такое сокровище. Пока Джеймс раздумывал над тем, что она для него значила, его лицо оставалось серьезным, а когда он заговорил, Кэролайн удивилась глубине его чувств, отразившихся в его дрогнувшем голосе.