Я и наш секретарь комсомольской организации Сазонов попали в бригаду Александра Овчинникова. Не очень-то мы обрадовались такому назначению: никто так не смеялся над нами, как он, но, вспомнив про его падение тогда в ангаре со стремянки, мы утешились: в случае чего можно будет и напомнить ему.
Все, конечно, было непривычно для нас, когда мы пришли на работу. Битый час искали бригадира. Наконец нашли — в курилке. Увидев нас, он криво ухмыльнулся, бросил окурок в бочку с водой и нехотя поднялся. Он был еще молодой, но как-то по-стариковски развинчен. Высокий, костистый, с рябым квадратным лицом и невыразительным взглядом зеленоватых глаз.
— Пришли, работнички? — сказал они, сплюнув в бочку, полез пятерней себе под кепку. Всем своим видом он так и старался показать, что мы ему вовсе не нужны и в общем-то даже в тягость. — Ну, ладно, пошли уж… получать инструмент.
И тут я вспомнил другого бригадира — богатыря Сергея Одинцова, и как он встретил меня, и как выдавал мне «струмент», первый в моей жизни. Сейчас я буду получать уже «инструмент», и уже в другие руки. Николай Степаныч научил нас владеть атрибутами слесарного дела. Молоток, зубило, напильник, гаечный ключ, ножовка, дрель — все ловко вливалось в ладонь.
Овчинников подвел нас к инструментальной, заполнил бланк требования на два комплекта инструмента. Пожилой кладовщик с длинным морщинистым лицом, в черном халате и в очках, едва державшихся на кончике острого носа, брякнул на стойку две новеньких запломбированных брезентовых сумки:
— Получайте, молодые люди!
— Спасибо.
Я не без трепета взял в руки тяжелую сумку. От нее, остро пахло брезентом, железом, маслом и чуточку грушевой эссенцией. Как мне хотелось поскорее посмотреть, что там? А бригадир скребет пятерней в затылке. Наконец он полез в карман потертых штанов и вынул связку ключей. Выбрал один, с погнутым колечком, отцепил, протянул не глядя неизвестно кому:
— Это вам.
Алексей взял ключ.
— Наша кладовая номер два… Гм… Отоприте ее, и там… Э-э… переберете инструмент.
Говорил он медленно, тягуче, с паузами и раздражающе гмыкал, а мы стояли, как на раскаленных углях: нам бы работать поскорее!
На комсомольском собрании мы постановили: утереть нос (это, конечно, в протоколе не было записано: «утереть», но смысл остается), утереть нос тем, кто над нами смеялся, когда мы упражнялись с деревяшками, и, работать так, как нас учил Константин Петрович: не швырять детали на пол, как это, мы видели, делают некоторые работнички, бережно относиться к горючему и смазочному (а то мы сами видели, как они бензином сурков из нор вымывают и масло льют направо и налево), поддерживать в кладовых и возле стоянок идеальный порядок и чистоту, строго соблюдать противопожарные правила и, составив график работ, выпускать самолеты из ремонта не через три-четыре месяца, как они делают это сейчас, а по крайней мере в два раза быстрее.
Настрой у нас был самый боевой, а тут вот стой и смотри, как бригадир скребет себе затылок.
Наконец он что-то придумал:
— Ну вот, э-э-э… Гм… На сегодня все. А сейчас я. Гм… Поеду… Э-э-э… Вулканизировать камеры.
Мы с Сазоновым оторопело переглянулись.
— И это все? — удивленно переспросил Алексей.
— Все, — равнодушно ответил бригадир. — А тебе что, мало? Гм… Завтра начнем разбирать во-он ту… калошу, Ю-21. Пока! — И, повернувшись, зашагал прочь. Да! — вдруг обернулся он. — Инструмент числится за вами, так что-о… смотрите за ним в оба.
— Как это «в оба»? — торопливо спросил я. — Воруют, значит?
— Ну, зачем воруют! — ухмыльнулся бригадир. — Берут. У раззяв. Ясно?
— Куда уж ясней, — согласился Сазонов. — Ну и ну-у-у.
Длинная пристройка у высокой кирпичной стены ангара разделена на секции — это и были кладовые бригад, где уже копошились наши ребята.
Ржавый висячий замок долго не поддавался нам, пока мы не догадались окунуть ключ в стоявшую возле порога баночку с маслом.
Кладовая нас разочаровала. Замусоренный стружками земляной пол, поросший вдоль стен свинороем{Свинорой — многолетнее травянистое растение высотой 10–50 см, с толстыми хрупкими корневищами и длинными лежачими и восходящими стеблями}. Верстак с тисками завален разным металлическим хламом, по стенам — стеллажи, тоже с хламом. (А Знаменский нам говорил о культуре рабочего места!) Прямо у входа — опрокинутое вверх дном ведро, наверняка заменяющее скамью, потому что тут же лежал противень с разными болтами, болтиками, шайбами, шплинтами, а рядом — втоптанный в землю окурок, который немало нас удивил: значит, здесь, в нарушение правил противопожарной безопасности, еще и курят?!