Выбрать главу

Молодец, Васютин, решительный. Вот только жаль, что не справился. И теперь в полку строго. Каждый раз перед вылетом руководителю полетами дают список номеров машин «молодых». Попробуй вылети!

Зашуршала трава под ногами, треснула веточка. Корольков посмотрел через плечо. Это были радист со стрелком — Петросян и Кирилюк. Первый — высокий, с орлиным носом и сросшимися у переносицы черными бровями, второй — низенький, коренастый, с круглым веснушчатым лицом. Оба в летном облачении: в меховых комбинезонах и унтах. Шлемофоны сбиты на затылок. Лица розовые от ходьбы. Жарко. Остановились, попросили разрешение сесть.

Корольков кивнул: «Садитесь!» — и тут же спросил:

— Ну, что там слышно на КП? Какая погода?

— Погода пять — ноль не в нашу пользу! — опускаясь на траву, сказал радист. — Плохая погода. Опять нас пускать не будут!

Снял шлемофон, сердито бросил его на землю и, сверкнув большими черными глазами, принялся выкладывать все, что видел и слышал:

— В третьей эскадрилье стрелок Парамонов упал с крыла и повредил ногу, теперь летчик ищет стрелка на полет…

Кирилюк приподнялся, посмотрел умоляюще на Королькова. Корольков нахмурился, опустил голову.

— Ну!..

Петросян метнул взгляд в сторону стрелка, едва заметно пожал плечами. Кирилюк огорченно сложил губы: «Нет, не вышло!»

— Техник-лейтенант Иванов, — продолжал Петросян, — за предотвращение пожара на бензоскладе после бомбежки награжден орденом Красной Звезды.

— Заслуженно. Дальше.

— Повар Фетисов упросил нашего комэска взять его на боевой полет вместо стрелка, заболевшего гриппом…

Корольков передернул плечами:

— А, даже повар!.. Дальше.

Петросян шевельнул бровями:

— Командир, у него месть за отца!

— Знаю. Дальше.

— Командир звена Астахов — из третьей эскадрильи — жалуется на головную боль. Наверное, грипп…

Корольков стремительно сел, стряхнул прилипшие к комбинезону сосновые иголки:

— Астахов?! Это высокий, с крючковатым носом?

— Да. Самолет его «тридцатка» — стоит у капонира возле поваленной сосны.

Разговор умолк, будто дошел до самого главного. Корольков, кусая губы, что-то прикидывал в уме, соображал. Штурман ерошил волосы, улыбался чему-то.

Аэродром погружался во мрак. Темные контуры капонира, чернея, сливались с небом, с заснувшими соснами, с невидимыми, но пахнущими сыростью облаками. Все застыло кругом, замолкло. Люди говорили шепотом: ждали сигнала. Две зеленые ракеты. И тогда полетят все. А если зеленая и красная…

На лоб Королькову упала капля. Он стряхнул ее, взглянул на часы — пора! И тут же, шипя и мерцая, взлетели в небо две ракеты — зеленая и красная! Все! Вылетают только старики…

Корольков, поднимаясь, выругался. Во всех концах аэродрома уже слышалось:

— От винто-ов!

— Есть от винтов!

Аэродром ожил грохотом моторов, оранжевыми вспышками выхлопов. Тут и там замигали на крыльях и хвостах самолетов зеленые, желтые, красные огоньки. Заревели двигатели. Сила! И он, Корольков, не принимает в этом участия! До чего же досадно, хоть плачь…

Кто-то, взяв рукой за плечо, сказал в самое ухо:

— Ну что, Витюньчик, поехали домой?

Корольков обернулся разъяренно и в зареве выхлопа соседнего самолета увидел высокую фигуру с крючковатым профилем. Астахов?!

Схватил за плечи, спросил возбужденно:

— А ты? Ты что, не летишь?!

— Нет, не лечу. Нездоровится что-то.

Самолет зашумел моторами, порулил. Снизу из глушителей с громкими хлопками полетели лоскутки оранжевого пламени. Зеленая лампочка на правом крыле, качаясь, двинулась в темноту.

Корольков толкнул Астахова:

— Иди, я сейчас. — И крикнул бешено: — Серов?!

— Ну, тут я. Чего кричишь? — голос у штурмана деланно спокойный. Нащупал руку, сжал заговорщицки. — Понял, товарищ командир, на «тридцатку».

И ничуть он не понял, этот Серов! Совсем не то хотел сказать Корольков. Совсем не то. Просто досадно было, что он еще «молодой», и что его зовут «Витюньчиком», и что… Конечно, Корольков тоже думал об этом: воспользоваться случаем, взять самолет Астахова и слетать! И доказать! Да, да, доказать! И потом, ведь это же не для себя! Для общего дела!

— Да, да, конечно, идти…

Эти слова вырвались сами собой. Серов сказал с ноткой почтения в голосе:

— Молодец, командир, правильно! А за последствия не бойся — победителей не судят.

Петросян, склонившись, шепнул Кирилюку:

— Наконец-то решился. Я нарочно ему рассказал про Астахова. Побежали!

Самолеты рулили на старт. В темноте видны были только медленно плывущие, словно в хороводе, бортовые огоньки. Изредка тут и там нетерпеливо пофыркивали моторы, и тогда огоньки, подпрыгивая и обгоняя других, устремлялись вперед, туда, где призывно мигал зеленый фонарик руководителя полетов.