За все годы моего потребления «качественного материала» у меня никогда не было такого экстаза! Не сосчитать, сколько оргазмов меня сотрясло, прежде чем каждая капля его крови попала внутрь.
Я не должна была делить с ним свою кровь. Определенный фермент в моей слюне передавался ему с укусом, и он вызвал бы изменение, если бы оно было возможно. Но на всякий случай я укусила себя за запястье и влила несколько капель своей крови ему в рот. Не то чтобы он мог глотать… Выбор был такой: или он поправится, или мне придется избавляться от его тела, чтобы никто не заметил отметин на горле.
Я не хотела думать о последнем варианте, о том, что он когда-нибудь умрет. Я держала его обмякшее тело и чувствовала, что оно становится все более тяжелым и холодным, нервничала и плакала дикими кровавыми слезами вампира. Я не знаю, как долго это продолжалось. Но достаточно, чтобы я стала окончательно убитой горем. И достаточно долго, чтобы до восхода солнца оставалось всего час или два.
С приближением дневного света возникает чувство почти физического давления на кожу. Обычно в этот момент я начинаю думать об укрытии. Однако на этот раз я поклялась остаться здесь и позволить солнцу забрать меня, если он не придет в себя. Перспектива стать пеплом, развеянным по ветру, меня не пугала. Может, наши пеплы в итоге смешаются?
— Сентиментально, не так ли?
Я услышала мысль, но потребовалось время, чтобы я вышла из горестного забвения и поняла, что голос звучит не в моем воображении.
— Вы живы!
Не кричи. У меня будто похмелье. Это неправильно. Болит горло. Хочется пить. И во рту странный медный привкус.
— Это моя кровь. Вы живы, — повторила я, шепча эти слова прямо ему в ухо и помогая сесть. — И вы — вампир.
— Значит, моих бабушек изнасиловали правильные казаки!
Его голос напоминал хриплое карканье, но это был самый прекрасный звук, который я когда-либо слышала. Он с трудом поднялся и настаивал на том, чтобы подать мне руку и помочь встать. Живой или мертвый, он всегда был джентльменом! Когда я поднялась, его руки обвили меня. Он был слаб, и на самом деле я поддерживала его, пока мы обнимались.
— Мы могли бы всегда так танцевать, — сказал он.
Я романтично вздохнула. «Могли бы, — подумала я, посмотрев вокруг, — если бы солнце не всходило. Нам пора уходить».
Он погладил меня по щеке и посмотрел на меня своим новым ночным взором:
— Вы столь же красивы, как и во сне, моя Стелла. Спасибо, что спасли меня и за то, что будете со мной сейчас и всегда!
Существует единственный способ, которым девочка может ответить на подобные слова. Я поцеловала его, и он вернул мне поцелуй. Это было реально и глубоко, лучше любого сна.
Через некоторое время он поднял голову и зашелся в частом сухом кашле:
— Извини! Хочется пить.
Я обняла его за талию и помогла дойти до двери сада.
— Я знаю только одно место, где мы можем получить пиво. Теперь, изменившись, вы можете найти его самостоятельно, — сказала я.
— Я бы лучше пошел вместе с вами, — ответил он.
Вы понятия не имеете, что это значило для меня!
Тиана встретила нас у кафе и вывела своим секретным путем из больницы, подальше от толпы. Он заметил суету, когда мы уезжали, и мы оба вжались в сиденье автомобиля Тианы.
— Не представляете, как я рад оставить эру знаменитости своей жизни позади, — признался он.
— Вы будете скучать по игре, — ответила я.
— Я буду искать способ вернуться к этому. Кстати, вампиры работают? Мне нужна работа? — поинтересовался он.
— Я — магнат в сфере недвижимости. Пока что вы можете жить за мой счет. Подождите… — Я вспомнила Антона. — Место, куда мы направляемся, называется клуб «Альгамбра», там нужен бармен. Я знаю владельца. Это я. Если вам, конечно, интересно…
Мы плотно прижимались друг к другу, но ему удалось притянуть меня еще ближе.
— В этом клубе есть танцпол?
Я засмеялась, счастливая как никогда.
— Будет, когда сделаем. Если вы этого хотите, — пообещала я.
— Танцевать и быть с вами — это все, чего я когда-либо хотел.
— Я тоже. — Я совсем по-девчоночьи хихикнула. — Думаю, что это — настоящая…
— Голливудская концовка, — закончил он мою мысль.
Ему не нужно было быть экстрасенсом, чтобы знать, о чем я думаю.
Перевод К. Федоровой
Дина Джеймс
Умри
Музыка была слышна даже здесь, на улице.
Миклош замедлил шаг, а взгляд его пронзительно-голубых глаз устремился на вывеску, которая красовалась над дверью.
«Кол и чеснок».
Уголки его рта дрогнули в саркастической, едва заметной усмешке. Усмешка эта превратилась в откровенную веселую ухмылку, когда Миклош разглядел на двери кабачка написанное от руки объявление. Находилось оно внизу, почти у самого тротуара, и заметить его можно было, лишь зная о нем и выискивая именно его.
«Внизу расположено логово вампиров».
Да неужели? Кто бы мог подумать!
Миклош вскинул брови, и взгляд его снова переместился на вывеску над входом в заведение, выполненную целиком и полностью в вампирском стиле.
Он раздумывал, не спуститься ли вниз, просто смеха ради: там, где люди изображают вампиров, всегда есть шанс позабавиться, не говоря уж о том, чтобы наскоро… перекусить.
Если бы только эти люди понимали, что представляют собой те, кем они так жаждут побывать. Чистый разум в смертном облике. Плоть без души. Ненасытные паразиты, принужденные кормиться кровью тех, от кого откололись, запродав свои души за бессмертие.
Вампиров недаром называют «прóклятыми».
Миклош был не в настроении развлекаться, и, презрев зыбкую перспективу вечерней забавы, он уже собирался пройти мимо кабачка, когда внимание его привлекло кое-что другое.
Запах.
Лондонский Сохо изобилует запахами. Любыми. И влекущими, и отвратительно-отталкивающими.
Но этот…
Миклош закрыл глаза и глубоко вдохнул.
Запах окатил его волной, омыл, словно горячая вода ванны, которую он принимал, когда еще был живым.
Глаза Миклоша открылись как раз вовремя, чтобы перехватить мимолетный взгляд женщины, прошедшей мимо него к стеклянной двери в вампирский кабачок.
Смертной женщины.
В сопровождении смертного мужчины.
Она торопливо отвела глаза, как будто не хотела, чтобы ее разглядывали. Или же просто не хотела, чтобы кто-то видел, как она входит в это нелепое «вампирское логово».
При этой мысли Миклош едва не рассмеялся.
Женщина, однако, тут же оглянулась, и, когда их взгляды встретились, Миклоша будто ударили.
Ошеломительно. Да, именно это слово.
Не то чтобы женщина была хороша собой или, по его мнению, физически привлекательна.
Она его просто ошеломила.
Как странно! Глаза ее сами по себе были воплощением вызова, не говоря уж о взгляде, которым она одарила Миклоша. Темно-карие глаза требовали, чтобы он оставил ее в покое, и в то же время умоляли: «Спаси меня!»
Миклош услыхал эти слова так явственно, словно женщина произнесла их вслух.
Она не отрывала глаз от него до тех пор, пока у нее была такая возможность, а затем спустилась вниз, в кабачок.
Как!
Чтобы такая женщина — и направилась в подобное заведение, да еще в обществе…
«Что значит — такая? — спросил сам себя Миклош. — Она всего лишь смертная. С таким же смертным спутником. И идет в такой же бар для смертных, чтобы изображать там живых мертвецов».
Даже стоя здесь, на улице, он слышал, что музыка в кабачке играет чересчур громко. И обоняние исправно докладывало ему, что традиционный для английских баров запрет на курение в этом кабачке не соблюдается. Черт, да он и с этого места мог почти явственно разглядеть немытый пол, грязные столики и тусклый свет, призванный замаскировать эту грязь и в то же время изобразить жалкие потуги на «вампирскую атмосферу».
Людям никогда не понять, что для существ, подобных Миклошу, хотя те и чураются дневного света, искусственное освещение имеет особую притягательность, и особенно мягкое сияние свечей. Вампиры и в самом деле обладают необыкновенно острым зрением, что позволяет им прекрасно видеть в темноте, однако они отнюдь не избегают любого света, как приписывает им молва.