5//13
— Вот что, дедушка, — молвил он [Остап], — неплохо бы вина выпить. — Ну, угости. — Диалог литературного склада; ср. у Чехова: " — Пойдешь в трактир чай пить? — Чайку попить... оно бы ничего, да денег нет, парень... Угостишь нетто?" [Встреча]; у сатириконовцев: "— Да ты пьян что ли, городовой?! — Поднесешь, так выпью" [Азов, "Цветные стекла", 88, кавычки Азова].
5//14
Апельсинные штиблеты. — Ср. "малиновые штиблеты" Бени Крика [Бабель, Как это делалось в Одессе, 1923].
5//15
Звали молодого человека Остап Бендер. — Герой Ильфа и Петрова имеет широкий круг параллелей в литературе, общий очерк которых читатель найдет во Введении (раздел 3). Наряду с этим, исследователями указано много более или менее вероятных прототипов Бендера в реальной действительности. О лице, послужившем одной из моделей для Бендера, сообщает В. Катаев: "Что касается... Остапа Бендера, то он написан с одного из наших одесских друзей. В жизни он носил, конечно, другую фамилию, а имя Остап сохранено как весьма редкое... [Его] внешность... соавторы сохранили в своем романе почти в полной неприкосновенности: атлетическое сложение и романтический, чисто черноморский характер. Он не имел никакого отношения к литературе и служил в уголовном розыске по борьбе с бандитизмом... Он был блестящим оперативным работником". Далее Катаев рассказывает явно романтизированную историю о визите этого работника угрозыска в притон бандитов, застреливших по ошибке его брата, талантливого поэта [Алмазный мой венец]. О том, что одним из прообразов героя ДС/ЗТ был "человек по имени Остап", чей брат — известный одесский поэт и работник угрозыска Анатолий Фиолетов — погиб от рук бандитов, сообщает также С. Бондарин [Воспоминания не безмолвны].
Согласно сообщениям А. И. Ильф и (устно) Н. М. Камышниковой, прототипом Бендера был родственник последней Остап Васильевич (Осип Беньяминович) Шор, одесский денди 20-х гг., человек разнообразных талантов и яркой жизни [Одесса, 1899 — Москва, 1970-е гг.; см. Ильф А., примечания в ее кн.: ЗТ, 420].
Б. М. Сахарова [Комм.-ДС, 437], ссылаясь на воспоминания М. Карташева "40 лет назад", называет прототипа Бендера "москвич Яшка Шор". Ввиду сказанного выше (в том числе, совпадающих указаний Катаева и Бондарина об имени "Остап"), это, видимо, ошибка 1.
Отдельные черты героя ДС/ЗТ (например, внешнее сходство с типом "одесского апаша") могли быть взяты у брата И. Ильфа, художника Александра Файнзильберга (псевдоним: Сандро Фазини), впоследствии погибшего в Освенциме; а также у молодого человека по имени Митя Ширмахер, в чьей квартире на улице Петра Великого (которую Митя, как Корейко, захватил после бегства ее владельца за границу) собирались одесские поэты и художники в 1920. Возможно, то же лицо имеет в виду Т. Г. Лишина: "предприимчивый окололитературный молодой человек, о котором ходили слухи, что он внебрачный сын турецкого подданного (много лет спустя мы узнали его черты в образе Остапа Бендера)". По рассказам мемуаристов, в трудные и голодные годы — 1920-1921 — он организовывал в Одессе "Коллектив поэтов" и литературные кафе "Пэон четвертый" , "Хлам" и "Мебос" ("Меблированный остров"), где бывали И. Ильф и В. Катаев [Яновская, 89; Галанов, 17; Лишина, "Так начинают..."; Бондарин, "Харчевня"; Бондарин, Воспоминания не безмолвны; Ильф А., ПО, 35-532]. Фамилия героя романа по всей видимости восходит к имени владельца мясной лавки по Малой Арнаутской, 11, соседней с домом 9, где мальчиком жил И. Ильф. Фамилия "Бендер" была известна в Одессе уже в середине XIX века [Ильф А., примечания; веекн.: ЗТ, 419, со ссылкой на: Александров 2000, 41].
На конструкцию образа Бендера с его сочетанием низкого и высокого уровней, плутовства и демонизма, могли в какой-то мере повлиять — не без посредства бабелевского Бени Крика — фигуры блатных "королей" старой Одессы и вся галерея романтичных босяков, контрабандистов и налетчиков "одесской школы" [см. Л. Утесов, Спасибо, сердце!, 131-134, 147; Яновская, 91].
Характерный для Бендера стиль речи и остроумия вызревал в сатирической секции "Гудка" — его "4-й полосе", где коллегами соавторов были М. Булгаков, Ю. Олеша, В. Катаев и другие литераторы "южного" кружка. По словам А. Эрлиха, бендеровский "язвительный, развеселый, вызывающе иронический строй речи... — это же „4-я полоса"! Это ее атмосфера после двух часов дня, когда заканчивалась обработка газетных материалов и комната отдела превращалась в наш внутренний клуб... Именно так, с такими точно интонациями здесь и посмеивались друг над другом! И эта интонация послужила ключом к образу Остапа Бендера" [Нас учила жизнь, 88-89; см. ДС 24//1; ДС 29//11].