С другой стороны, литературные прототипы Бендера обнаруживаются в сфере демонических героев романтического происхождения, которые интеллектуально возвышаются над средой, тяготятся посредственностью и мизерностью интересов "толпы", занимают по отношению к ней позицию отрешенно-насмешливых наблюдателей, комментаторов, экспериментаторов и "провокаторов". Близким предшественником "великого комбинатора" Бендера (сам этот термин см. в ЙЗК, 208, осень и весна 1928-1929) является "великий провокатор" Хулио Хуренито из романа И. Эренбурга [см. Введение, раздел 3]. Отдельные точки соприкосновения имеются у Бендера с Драгомановым, героем романа В. Каверина "Скандалист, или Вечера на Васильевском острове" (1929); этот провокатор и циник футуристического толка издевается над незадачливыми старорежимными интеллигентами вроде профессора Ложкина, рассказывая им, как Бендер Воробьянино-ву в ДС 5 и 7 или Хворобьеву в ЗТ 8, истории об "одном моем приятеле" [Скандалист]. Некоторые критики находят в Бендере также черты "инквизитора" — типового персонажа антиутопий [см. ЗТ 8//23]. О связи героя ДС/ЗТ с традицией романтических героев, а также "лишних людей" русской литературы см. раздел "К литературной генеалогии" в монографии У .-М. Церер [Zehrer], книгу Я. С. Лурье [Курдюмов, В краю...] и вступительную статью настоящей книги.
5//16
Из своей биографии он обычно сообщал только одну подробность. "Мой папа, — говорил он, — был турецко-подданный". — Ср. сходные формулы для введения личных данных о герое у других авторов: "В интимных беседах, когда его спрашивали, какой он национальности, [Енс Boot] отвечал без всякой иронии: „европеец"" [Эренбург, Трест Д. Е., гл. VI]. Сдержанность при сообщении биографических данных — черта также Павла Ивановича Чичикова: "О себе приезжий, как казалось, избегал много говорить; если же говорил, то какими-то общими местами, с заметною скромностию, и разговор его в таких случаях принимал несколько книжные обороты..." [гл. 1].
"Турецкое подданство" отца Бендера М. Каганская и 3. Бар-Селла интерпретируют как указание на будто бы сирийское происхождение Остапа, что, в первую очередь, позволяет им провести параллели между героем Ильфа и Петрова и Иешуа Га-Ноцри из романа М. Булгакова, который говорит о себе: "Мне говорили, что мой отец был сириец" . "Сирия, заметим, была к моменту рождения Остапа частью Оттоманской империи, а жители ее — сирийцы — соответственно турецкими подданными (заметим еще, что Остап называет своего отца не турком, но именно "турецко-подданным")" [Мастер Гамбс и Маргарита, 14]. Авторы этой книги сближают Бендера одновременно с Христом ("Остап и Иешуа неразличимы до тождества" [там же]) и с нечистой силой: "Сын турецко-подданного есть никто иной, как Демон, дьявол, Люцифер, короче Воланд" [там же, 24].
Параллели Бендера с Христом в обоих романах возникают неоднократно [см. их сводку в ЗТ 10//7]. Нет сомнения и в том, что Бендеру присущ демонизм, хотя и не столько в буквальном, сколько в облагороженном, "печоринском" смысле. Правы отмечающие его параллелизм с булгаковским Воландом [см. Введение, раздел 3]. Нет ничего необычного в том, чтобы Бендер более или менее метафорически приравнивался к дьяволу и наделялся отдельными ассоциациями с ним. Это более естественным образом, нежели "сирийская связь", объясняет мотив турецкого происхождения Бендера. Ведь дьяволу в литературе часто придаются экзотические, иностранные и особенно восточные черты. Ср. Варфоломея в повести В. П. Титова "Уединенный домик на Васильевском", который "говаривал, что принадлежит не к нашему исповеданию" [Титов, 353], колдуна в "Страшной мести", который именуется "турецкий игумен" и носит турецкие шаровары [гл. 4], и страшного ростовщика Петромихали в "Портрете": "Был ли он грек, или армянин, или молдаван, — этого никто не знал, но по крайней мере черты лица его были совершенно южные" [Гоголь, Поли. собр. соч., т. 3:431]. Демонический персонаж Мурин в "Хозяйке" Достоевского говорит по-татарски [П.2]. Эпитет "турецко-подданный" напоминает также о "персидском подданном", как именуется черт Шишнарфнэ в "Петербурге" А. Белого [гл. 6: Мертвый луч падал в окошко; Почему это было, и др.].