Романы Ильфа и Петрова

При повальной моде anciet regime на бороды, бакенбарды и усы бритое лицо выглядело "остраненно" и вызывало на сравнения. В частности, оно ассоциировалось с актерской профессией. Ср., например, у Мопассана: "Парижский доктор Латонн, без бороды и усов, напоминал актера на отдыхе" [un acteur en villegiature; Mont-Oriol, 1.1]. И у

А. Чехова: "бритая актерская физиономия" [Лишние люди]; "Сценическое искусство он так любил, что даже брил себе усы и бороду" [Учитель словесности]. А. Аверченко насчитывает "три симптома „заболевания сценой": 1) исчезновение растительности на лице, 2) маниакальное стремление к сманиванию чужих жен, и 3) бредовая склонность к взятию у окружающих денег без отдачи" [Аверченко, Мой первый дебют; указал A. Д. Вентцель, см. его Комм, к Комм., 34]. В рассказе И. Эренбурга "Розовый домик" (действие в 1919) актеры революционной труппы характеризуются рассказчицей, озлобленной монархисткой, как "бритые прохвосты". У А. Ф. Керенского на портрете Репина "бритое, неврастеническое актерское лицо" [Л. Сосновский, Ог 06.02.27]. "Бритый, как актер" было ходячим сравнением [например, Никитин, С карандашом в руке, 46, и др.].

Выбритость лица могла также ассоциироваться со служителем протестантского религиозного культа. Ср. несколькими главами ниже "пасторское бритое лицо" того же Ипполита Матвеевича [ДС 12]. Оба сравнения соседствуют в другом месте вышеупомянутого романа Мопассана: "Добродушное, выбритое лицо [профессора], в отличие от лица доктора Латонна, не напоминало ни о священнике (pretre), ни об актере" [ч. 2, гл. 1].

7//12

Ну, марш вперед, труба зовет! — закричал Остап. — Рефрен, существующий в различных вариантах: первая строка — Марш вперед, труба зовет, или Звук лихой зовет нас в бой, вторая строка — Черные гусары, третья— Марш вперед! Смерть нас ждет или Звук лихой зовет нас в бой, четвертая—Наливайте чары.

Известны две армейско-юнкерские песни с таким припевом: одна, в ритме мазурки, — героико-романтического содержания:

Кто не знал, не видал
Подвигов заветных,
Кто не знал, не слыхал
Про гусар бессмертных...
Ты не плачь, не горюй,
Моя дорогая,
Коль убьют, позабудь,
Знать судьба такая;

другая, в ритме марша, — игривого:

Оружьем на солнце сверкая
Под звуки лихих трубачей,
По улицам пыль поднимая,
Проходил полк гусар-усачей....
А там, приподняв занавесы,
Лишь пара голубеньких глаз
Смотрела, и чуют повесы,
Что здесь будет немало проказ...

B. Н. Мантулин в письме к комментатору считал первую песню более старой, хотя вторая, видимо, получила большую популярность в белых армиях. Переработанное "Оружьем на солнце..." было ударным номером А. Вертинского в константинопольской эмиграции. [Текст и ноты обеих песен — у Чернова, а также в кн.: Мантулин, Песенник российского воина, т. 2: 46 и т. 1: 84; Вертинский, Дорогой длинною..., 133].

Припев Марш вперед... и т. п. был в годы Гражданской войны своего рода боевым кличем белой армии, причем текст менялся в зависимости от рода войск или части, например:

Марш вперед, Россия ждет,
Инженеров роты,

или

Марш вперед, труба зовет,
Корниловцы лихие...

[В. Ларионов, Последние юнкера]. Были также переделки песни на антибольшевистский и антисемитский лад. К. Паустовский вспоминает, как деникинские юнкера в Киеве с "накокаиненными" глазами, гарцуя на конях, пели свою любимую песенку:

Черные гусары!
Спасай Россию, бей жидов —
Они же комиссары!"

[Начало неведомого века, 669]. Реминисценция из "Марш вперед" — в стихах М. Цветаевой "Посмертный марш", посвященных Добровольческой армии:

И марш вперед уже,
Трубят в поход.
О как встает она,
О как встает...

[в ее кн.: Ремесло]. Номер по мотивам песни "Черные гусары" имелся в эмигрантском репертуаре театра Н. Валиева "Летучая мышь".

Примечания к комментариям

¹ [к 7//9]. Романы Мак-Орлана имелись в библиотеке Ильфа [см. ЗТ 2//13].

² [к 7//10]. П. Боборыкин входит, например, в круг чтения скучающей героини романа М. Чуманд-рина "Бывший герой" (1929) — наряду с "Анной Карениной", Зощенко и "переводной халтурой".

8. Голубой воришка

8//1