Никто не ответил на вызов.
– Король Буржский, – продолжил он, – я вам больше не вассал, я свободен от любого долга перед вами. Да услышат меня ваши бароны: отныне у вас не будет злейшего врага, чем я. Но прежде чем вернуться к моим друзьям, я должен вас кое о чем уведомить: вы дали мне королевское слово, что станете моим пленником, как только я этого потребую; я этого требую сегодня; вы пойдете за мной, дабы не оказаться клятвопреступником.
О! – ответил Клодас, – я это понимал не так. Я давал слово одному из моих верноподданных, а не тому, кто из подданства вышел.
– Если вы не держите свою клятву, пусть этот позор падет на вас! Вы не достойны более носить корону. Я вправе забыть, что вы некогда были моим сеньором; если представится случай, я сражусь с вами, я убью вас, не боясь никакого приговора суда. А если я умру раньше вас, то пропади моя душа, если я не приду с того света, чтобы погубить вас[47]. А пока молитесь за души троих ваших заложников, но не за тела их; ибо, прежде чем я вернусь, наши катапульты метнут их головы прямо ко входу в ваш шатер.
С этими словами он пришпорил коня и ускакал во весь опор; более двадцати рыцарей бросились за ним в погоню с глефами наперевес. Его едва не нагнали, когда он был у самых городских ворот; но тут он услышал голос Ламбега:
– Дядюшка, неужели вы вернетесь, не проучив этих наглецов?
Тогда Фарьен обернулся к ближайшему преследователю; нацелив глефу, он вонзил ему в тело железо по самое древко и низверг его замертво под ноги своему коню. Затем он взялся за рукоять меча и ринулся на тех, кто догонял его. Ворота города отворились; сотня рыцарей во главе с Ламбе-гом пришла ему на помощь, тогда как на противной стороне Клодас, вооружась жезлом, взывал к своим людям:
– Негодники! Вы что, поклялись меня опозорить? Кто вам позволил нападать на посланника?
При нем был только меч у пояса да легкий кольчужный наголовник. Ламбег узнал его и ринулся, наставив глефу, но тот внезапно повернул назад, уводя своих людей.
– Клодас! Клодас! – кричал ему Ламбег, – вы бежите: вы не хотите отведать, какова закалка моего меча.
Заслышав эти угрозы от врага в полных доспехах, когда сам он без кольчуги, глефы и шлема, Клодас ощутил, как его пронзает дрожь; он до крови вонзил шпоры в конские бока.
– Предатель! Клятвопреступник! Подлец! – вопил Лам-бег без устали, – наберись-ка духу меня дождаться! Не сбегай, как последний трус!
Таких оскорблений король стерпеть не мог; и, предпочтя смерть позору бегства, он поднял правую руку, перекрестил себе лицо и тело, а потом с мечом в руке развернул коня.
– Ламбег, не спеши, – ответил он, – все знают, что я не предатель; а теперь ты увидишь, можно ли меня назвать трусом.
Никогда еще так не радовался Ламбег. Он первый поразил Клодаса своею длинной пикой в самый верх груди. Чуть бы пониже, и тот бы погиб. От тяжкой раны король покачнулся в седле, потом распрямился, и когда Ламбег поравнялся с ним, не успев еще вынуть меч взамен поломанной глефы, Клодас угодил ему мечом прямо в лицо; острие проникло сквозь петли забрала и откинуло его на заднюю луку. В глазах его все померкло; но и Клодас, изведя в этом выпаде последние силы, замер и поник на передке седла. Ламбег очнулся первым; и когда он увидел, что Клодас недвижим и впился обеими руками в конскую гриву, то нанес удар мечом, норовя отсечь ему голову; но в ту самую минуту конь его вздыбился так, что удар пришелся на маковку наголовника. Король грузно упал на землю; его едва не настиг последний удар, но тут подоспели его люди и, заслонив своего сеньора, вынудили Ламбега снова заградить щитом грудь. Однако он и не помышлял о бегстве; в слепой ярости он чуть было не ринулся в самую их гущу; как вдруг появился Фарьен, взял его коня за поводья и развернул обратно к городу. Они вошли, заперли ворота, опустили решетки и спешно поднялись в башню, где совлекли с себя разбитые щиты, порванные кольчуги, помятые шлемы. По тому, как струилась и запекалась кровь на их ранах, видно было, что пришли они не с увеселительной прогулки.
Три заложника Клодаса, запертые в камере, ключ от которой хранился у Фарьена, слышали, как они вернулись, и их приход не возвещал им ничего доброго.
47
«И если вы останетесь живы после меня, то ждите от меня смерти, или душа из тела сгинет» (рук. 339, л. 15). (