Тут он велел принести один из самых богатых своих нарядов в дар Ламбегу, но тот отказался его взять.
– Будем друзьями, – сказал ему король, – согласись остаться при мне и прими от меня наделы.
– Нет, Клодас; я уж подожду идти к тебе в вассалы, пока мой дядя к тебе не вернется.
Тогда король послал рыцаря за Фарьеном, который стоял у ворот Ганна в подвязанном шлеме, с глефой в руке и мечом на поясе, полный решимости дождаться Клодаса и убить его, как только узнает, что его племянник погиб.
Когда посланный привел его, Клодас сказал:
– Фарьен, я расквитался с вами: я простил Ламбега. Спору нет, ваша дружба была бы мне дороже всего на свете. Не откажите мне в этом; возобновите вашу присягу и возьмите обратно земли, которыми владели от меня; знайте, что я готов прирастить их любыми, какие вам и Ламбегу будет угодно просить.
– Сир король, – отвечал Фарьен, – я благодарен вам как одному из лучших королей за все, что вы совершили и еще совершите впредь. Я не отвергаю ни службы вашей, ни даров; но я поклялся на святых мощах, что не приму земель ни от кого, пока не получу добрых вестей о детях моего сеньора, короля Богора.
– Ну что ж! – промолвил Клодас, – берите ваши земли, не присягая мне; бродите сколько вам угодно в поисках детей; если вы их найдете, привозите сюда, и я вам отдам во владение их наследство, пока им не подойдет время носить оружие. Они дадут мне присягу, признают меня своим сюзереном, а вы последуете их примеру.
– На это мне идти не подобает, – сказал Фарьен, – может такое случиться, что я вынужден буду вторгнуться в ваши земли, и даже если отложить мою присягу, это будет супротив моего долга ленника. Я предлагаю вам другое: будут ли дети найдены или нет, но я обещаю не присягать никому иному, не известив вас.
– О! – воскликнул Клодас, – теперь я вижу, почему вы не хотите остаться при мне: и верно, вы же говорили мне, что не любите меня и никогда полюбить не сможете.
– Сир, сир, – ответил Фарьен, – я говорил вам чистую правду. Однако вы сделали для меня более, чем я могу сделать для вас; а потому, где бы вы ни были, вам нет нужды остерегаться ни меня, ни моего племянника. Позвольте же проститься с вами и начать наши поиски.
Клодас, видя, что настояниями ничего не добьется, отпустил их, как они того и просили. Ламбегу вернули его доспехи; когда он сел на коня, король сам преподнес ему глефу с острым железом и крепким древком; ибо он пришел без копья. Так дядя с племянником вернулись в город, обретший благодаря им желанный мир; но они не остались там даже на одну ночь и, препоручив Богу рыцарей и горожан, принялись искать своих юных сеньоров.
Владычица Озера еще прежде отдала одного из своих подручных в услужение Ламбегу. И потому они без труда попали в то отрадное убежище, где уже пребывали сын короля Бана и его кузены, сыновья короля Богора.
Здесь повествование довольно бегло описывает добрый прием, оказанный новым гостям.
Фарьен скончался спустя недолгое время, а жена его провела свои последние дни в покаянии о прежних блуднях с королем Клодасом. Оба их сына, Эгис и Тарен, выросли доблестными и верными рыцарями, а обе почтенные королевы, Ганнская и Беноикская, окончили свою смиренную жизнь в тех двух монастырях, в которые они удалились. Из снов и откровений они узнали о славной участи своих детей; и потому лишь об одном они жалели, возносясь в Рай небесный: что так и не повидали Ланселота, Лионеля и Богора, прежде чем смежились их веки.
XVI
Ланселот оставался под опекой Владычицы Озера до восемнадцати лет. Видя, что он так хорош собою, так ладно сложен телом, так щедр и благороден душой, дама с каждым днем убеждалась все более, что грешно ей откладывать срок, когда пора будет отпустить его. Вскоре после Пасхи он ездил охотиться в лес, и ему удалось убить оленя, столь упитанного, хотя до августа месяца было еще далеко, что ему захотелось тут же отослать его Владычице Озера. Двое подручных принесли оленя и сложили к ее ногам, а сам он устроился под лесным дубом, чтобы отдохнуть от полуденного зноя. К вечеру он снова сел на гончего коня[51], а когда вернулся домой, то нашел привычных сотрапезников владелицы этих угодий в полном сборе вокруг роскошной добычи. Ланселот был одет в короткую лесную котту, на голове убор из листьев, а к поясу приторочен колчан. Увидев его въезжающим во двор, дама ощутила, как слезы подступают к глазам от самого сердца; и, не дожидаясь его, она поскорее ушла в большую залу и села там, укрыв лицо руками.
51
Лошади, используемые для охоты, были особым образом обучены; отсюда их специальное название «гончие» [