Они прибыли на взморье, взошли на корабль и высадились в Великой Бретани, в гавани Флодеэг[56], в воскресенье вечером: их известили, что король Артур желает праздновать день Святого Иоанна в Камалоте. Прибыв в четверг вечером к замку Лавенор, отстоящему от Камалота на восемьдесят миль, или английских лье, они наутро пересекли лес, выходивший к городскому лугу. В пути Владычица Озера была задумчива и молчалива, всецело во власти печали от близкой разлуки.
XVII
Как о том и доложили Владычице Озера, Артур стоял в Камалоте, где собрался праздновать Святого Иоанна. В пятницу накануне праздника он выехал из города через Уэльские ворота, чтобы поохотиться в лесу со своим племянником, монсеньором Гавейном, с Ивейном, Уриеновым сыном, с Кэем-сенешалем и многими другими.
В трех полетах стрелы от леса они увидели, как к ним приближаются носилки, бережно несомые двумя лошадьми. На носилках лежал рыцарь в полных доспехах, но без шлема и щита. Тело его было пронзено остриями двух копий с еще уцелевшими древками; в голову вклинился меч, обагренный кровью; и притом не похоже было, что он при смерти.
Носилки остановились перед королем; раненый рыцарь приподнялся немного и промолвил:
– Храни тебя Бог, сир король, лучший из государей, прибежище отвергнутых!
– А вам дай Бог здоровья, которого у вас, я вижу, маловато! – ответил Артур.
– Сир, я ехал к вам, чтобы просить вас извлечь у меня этот меч и эти копейные жала, терзающие меня.
– Буду только рад, – сказал король, протянув руку к древкам.
– О! – вскричал рыцарь, – не спешите: не так вам придется меня от них избавить. Вначале надо дать слово отомстить за меня каждому, кто провозгласит, что более меня любит того, кто меня ранил.
– Сир рыцарь, – ответил Артур, – вы требуете чересчур опасную услугу: у того, кто ранил вас, может быть столько друзей, что нельзя и надеяться когда-нибудь с ними покончить. А еще раньше явится родня: и как с нею быть? Но я соглашусь отомстить вашему противнику, насколько это зависит от меня: а если он из моих людей, то при дворе у меня найдется немало других рыцарей, кто протянет вам свою руку взамен моей[57].
– Сир, вовсе не этого я прошу у них и у вас: я сам убил врага, ранившего меня.
– Этой мести с вас будет довольно, и я не намерен склонять никого из моих рыцарей, чтобы они обещали вам сверх того.
– Сир, я-то думал найти в вашем доме помощь и поддержку; я обманулся в своих ожиданиях. Однако я не теряю последней надежды: быть может, какому-нибудь рыцарю, взыскующему похвал, достанет смелости согласиться исцелить меня.
– Сомневаюсь, – возразил король, – но впрочем, ступайте по дороге, ведущей ко дворцу, и располагайтесь там в ожидании рыцаря, который вам сгодится.
Рыцарь сделал знак своим оруженосцам, чтобы они проводили его в Камалот; когда его внесли во дворец, он выбрал самую людную залу; ибо никто при дворе Артура не посмел бы закрыть двери перед рыцарем; никто не упрекнул бы его за то, что он выбрал лучшую из незанятых постелей.
Король между тем углубился в лес, обсуждая недавнюю диковинную встречу.
– Возможно, – сказал Гавейн, – раненый рыцарь найдет в Камалоте смелого бойца, которого он ищет.
– Не знаю, – ответил король, – но я не похвалил бы того, кто возьмется за столь безрассудное дело.
Проведя на охоте весь день до вечерней зари, Артур вернулся на торную дорогу и вдруг увидел, как впереди показался красивый и длинный кортеж. Впереди шли два юнца, погоняя двух белых вьючных лошадей: одна везла полог или легкий шатер, другая – две смены платья для рыцаря-новобранца. На каждой лошади было по сундуку, где лежали белая кольчуга и железные шоссы. За этими слугами ехали на белых рысаках два оруженосца, тоже одетые в белое. Один вез серебряный щит, другой – шлем, сверкающий белизной. Затем еще двое: один держал глефу с белым наконечником и древком и меч в белых ножнах, висящих на белом ремне; другой вел по правую руку красивого рослого жеребца. Следом шли во множестве оруженосцы и слуги, все в белых коттах; три девицы в белом, два сына короля Богора и, наконец, Владычица Озера и ее драгоценный Королевич, с которым она, казалось, вела приятную беседу. Она была одета в дивную белую парчу, в котту и мантию, подбитую горностаем. На ее белом коне, резвом и доброй выучки, была узда из чистого серебра, а нагрудник, шпоры и седло изукрашены узорами тонкой работы с фигурами дам и рыцарей; приступок седла свисал до земли[58], как и парчовые полы мантии, облекшей даму. При виде Артура она ускорила шаг своего белого иноходца и, оказавшись во главе кортежа, ответила на приветствие, которым встретил ее король; затем, опустив пелену[59], скрывавшую лицо, промолвила:
58
До XVI в. дамское седло имело подставку для ног, расположенную довольно низко, и тем ниже, чем больше почета следовало оказать даме. В таком седле сидели боком по отношению к ходу лошади, свесив ноги на одну сторону. (
59
Нужно принять к сведению, что пелена (guimpe или gimple) была разновидностью плотной косынки, закрывавшей шею; когда ее опускали, она падала на грудь, а когда ее держали поднятой, она закрывала нос и даже глаза. Не следует это забывать и путаться, читая, как дамы поднимают или опускают свою пелену. (