Выбрать главу

Был месяц август, и стояла великая сушь. По пути Белый рыцарь глубоко погрузился в мечты, и нам нет нужды говорить, каков был предмет его грез. Его конь, уже не чуя узды, ступил в подсохшее болото, ногами угодил в глубокую промоину, запнулся, упал и подмял его под себя. Подбежавшие оруженосцы нашли его придавленного конским боком. Его насилу извлекли, коня подняли; и когда он снова сел в седло, ему повстречался монах, у которого он спросил дорогу к ближайшему дому.

– Послушайте доброго совета, – сказал святой отец. – Никогда не ездите верхом в субботу после Девятого часа; иначе с вами случится больше дурного, чем доброго.

Он повел их в аббатство, где сам он жил отшельником; Белый рыцарь оставался там десять дней; его отмыли, попользовали банками, но не излечили. Покидая тот дом, он сменил свой серебряный щит с тремя алыми перевязями на другой, червленый с белой перевязью, не желая ни в чем более зависеть от сверхъестественной силы первого щита.

В тот же день он встретил вооруженного рыцаря, который спросил, кому он служит.

– Королю Артуру.

– Скажите уж, самому вздорному из королей. Его дом – сборище пустозвонов всех родов. Недавно один увечный рыцарь заставил одного из завсегдатаев того двора поклясться отомстить за него любому, кто скажет, что более любит ранившего его, чем его самого; клятва эта весьма неразумна: сам Гавейн не мог бы с честью выполнить ее.

– А вы, сир рыцарь, не из тех ли, кто менее любит увечного, чем того, кто его ранил?

– Да, несомненно.

– А я и есть тот, кто дал клятву, упомянутую вами. Признайте, что увечный вам дороже.

– Я не солгу ни за что на свете.

– Тогда защищайтесь.

Они разошлись, устремились навстречу друг другу и ударили во всю мощь; седла под ними погнулись; но глефа Хворого рыцаря пронзила щит, разорвала кольчугу и завязла в ней вместе с древком. Они разом упали с коней; Хворый рыцарь поднялся первым и бросился на того с поднятым мечом. Но он нашел лишь бездыханный труп; душа уже отлетела.

С превеликим трудом он водрузился на коня и понемногу добрался до леса. Его оруженосцы набрали сучьев и веток, сделали из них носилки и обернули их чудесной шелковой тканью, подаренной Владычицей Озера. Бережно уложив своего сеньора, они впрягли в носилки двух красавцев-рысаков и медленно двинулись в путь.

XXVI

Мессир Гавейн между тем начал свои поиски. Проблуждав две недели и не узнав ничего о рыцаре, завоевателе Скорбного Оплота, он встретил одну девицу, у которой не преминул осведомиться о том, кого искал. Это была та самая прислужница, посланная Владычицей Озера к Белому рыцарю, чтобы указать ему дорогу к Скорбной Темнице.

– А! – сказала она, – вы монсеньор Гавейн, покинувший нас в Скорбном Оплоте!

– Не в моих силах, сударыня, было вызволить вас оттуда. Но все-таки, что нового слышно о нашем рыцаре?

– Ступайте своей дорогой; возможно, вы кое-что о нем узнаете.

С этими словами она оставила Гавейна на опушке леса.

Выйдя из него, он увидел луг, покрытый множеством шатров, а невдалеке – двух лошадей, медленно везущих носилки Хворого рыцаря. Он подъехал спросить оруженосцев, чьи это носилки.

– Одного сильно израненного рыцаря; он только что уснул.

Гавейн не настаивал и повернул к шатрам на лугу. Вскоре он увидел двух рыцарей, едущих в лес прохладиться. Он их приветствовал и узнал, что это шатры Короля с Сотней Рыцарей. Государя этого иначе и не звали, потому как он выезжал всегда с такой свитой[80]. Он был кузеном Галеота, а подвластная ему земля Эстрангор лежала у границ Норгаллии и Камбеника.

Пока они удалялись, Гавейн увидел на той же дороге двух оруженосцев, несущих гроб. Их сеньор, сказали они, был недавно убит за то, что настаивал, будто он менее любит увечного, чем того, кто нанес ему раны.

– А какие были доспехи на том, кто убил вашего сеньора?

– Щит червленый с белой перевязью наискосок; поглядеть на него, так он и сам-то был хворый.

«О! – подумалось Гавейну, – это не иначе как тот, кого я ищу и кто избавил от железа раненого рыцаря при дворе короля». Он собрался въехать в лес, но тут заметил невдалеке ограду из воткнутых копий вокруг богатого шатра, перед которым сидел Элен Белый[81], один из лучших рыцарей Круглого Стола.

– Милости прошу, монсеньор Гавейн! – сказал Элен, приподнимаясь, – куда это вы таким резвым шагом?

– Ищу одного рыцаря, которого возят на носилках.

– Но уже смеркается; вряд ли вы его найдете, когда стемнеет; отложите свои поиски до завтра.

вернуться

80

В книге о Мерлине ему дается имя Агигенон, а в книге о Ланселоте – Малакен. (Прим. П. Париса).

вернуться

81

Здесь явная неувязка: в т. III (гл. CXVIII) оказывается, что Элен Белый – сын Богора-младшего, рожденный гораздо позже описываемых событий. (Прим. перев.).